— На мой взгляд, Эдуарда это больше всего расстроило. Анна, я очень за него испугался. Таким я его еще не видел. Обычно он отмахивался от неприятностей. Держался бодро... даже в самые худшие времена. Потом... Эдуард подался вперед, лицо его внезапно налилось кровью. Я расстегнул ему рубашку на горле, и он стал ловить ртом воздух. Я позвал на помощь. Когда прибежали люди, брат сполз на пол. Выглядел он совершенно беспомощным, непохожим на себя.
Ричард прикрыл глаза рукой.
— Я люблю его, Анна, — негромко произнес он. — Эдуард всегда был мне замечательным братом. Большим, сильным... могущественным. Больно было видеть его в таком состоянии.
Я попыталась утешить мужа.
— Ричард, это не может быть... концом.
— Врачи не покидают его. Говорят, что апоплексический удар. Брат цепляется за жизнь. Он знает, что не должен покидать нас.
Я молилась за Эдуарда, и мы ждали вестей о его самочувствии.
Королю стало лучше. Он позвал к себе Ричарда, и я в тревоге ждала его возвращения. Увидя вернувшегося мужа, я с облегчением поняла, что новости хорошие.
Ричард улыбался.
— Все прекрасно, — сказал он. — Эдуард выглядит почти прежним. Говорит, рождественские празднества должны продолжаться, хочет, чтобы они были более пышными, чем когда-либо.
— Значит, окончательно поправился?
— Как будто. Но меня насторожил его серьезный тон. Брат сказал: «Мой Эдуард еще ребенок. Ему двенадцать лет. Он слишком мал, чтобы принять бремя власти». Я ответил: «Скоро повзрослеет». «Да-да», — сказал брат. Но я видел, что глаза его затуманены. Он заговорил медленно, задумчиво: «Дикон, у меня был удар. Его называют предупредительным. Нет, я не хочу сказать, что умру завтра. У меня впереди еще годы. Я должен их прожить... потому что Эдуард очень мал».
Я стал говорить, что он непременно поправится полностью. Что он силен, как бык. Что нам не обойтись без него — ни Эдуарду, ни Англии. Брат взял меня за руку и стиснул ее. Сказал, что всю жизнь, довольно беспокойную, не сомневался, что может положиться на меня. Я ни разу его не подвел. Кое-кто подводил, и он искренне жалеет об их участи. «Некогда добрые друзья, — задумчиво проговорил он, — Уорик, Георг меня предали. Но ты, Дикон, всегда оставался верен». Меня глубоко тронули эти слова. Я сказал, что неизменно любил его и восхищался им. Что он как был для меня полубогом в детстве, так и остался.
Мы долго сидели в молчании. Дотом Эдуард сказал: «Обещай мне вот что. Если меня хватит еще один удар, и тогда уже...» Я покачал головой со словами: «Этого не будет». Он пропустил мои слова мимо ушей и продолжал: «Заботься об Эдуарде. Наставляй его... ты будешь лордом-протектором Англии, пока он не подрастет настолько, чтобы править. И потом будь рядом с ним». Я заверил брата, что исполню его желания. Он как будто успокоился. Я сказал: «Эдуард, но ты проживешь еще много лет». — «Не меньше двадцати»,— пошутил он по своему обыкновению. И, казалось, слегка развеселился сам.
— Он, должно быть, опасается за свое здоровье.
— Да... принялся говорить о своих достижениях, словно бы оправдывался.
— Возможно, — сказал я, — его слегка мучит совесть, так как он отнял трон у законного короля, Генриха.
— Пожалуй. Эдуард правильно поступил, приняв корону ради Англии... но, как ты говоришь, прямым наследником являлся Генрих. О нем Эдуард не говорил. Все подчеркивал улучшения, которые принес стране. Торговля при нем возросла. «Я всегда питал симпатию к торговцам, — сказал он. Потом добавил: — И к некоторым их женам», словно пытаясь внести в разговор веселую нотку. Я заметил в том же тоне: «Надеюсь, Джейн Шор еще ее не лишилась».
— Может, напрасно, раз Эдуард говорил о своих добродетелях.
— На любовные похождения он никогда не смотрел как на грех. Говорил, что они вполне естественны, доставляют удовольствие не только ему, но и его любовницам. Постоянно твердил: «Радовать подданных — долг короля». Нет, упоминание о Джейн не смутило его; он всегда охотно о ней говорит. Видимо, очень любит эту женщину.
Затем Эдуард повел речь о том, что в отличие от многих королей понимает в коммерции. «Править королевством — это не только воевать и устраивать пышные процессии», — сказал он. Я ответил: «Да, торговля, разумеется, возросла, кроме того, ты принес стране закон и порядок». — «И еще, — добавил Эдуард, — начал строить в Виндзоре часовню Святого Георгия, это будет блестящий подарок нации. Построил библиотеки. А кто привез Кэкстона
[1]с его печатным станком? Разве не я?» — «Ты очень много сделал для нации», — заверил я его.