Обреченная цитадель

Кабинет и в самом деле был хорош. Несмотря на средневековый камень, каковым были выложены здания и стены крепости, в нем было весьма уютно и тепло. Было заметно, что прежний хозяин покидал кабинет в спешке: в углу оставалась пара стоптанных офицерских сапог; в шкафу висела шинель майора пехоты, а на кожаном диване лежали смятая подушка и скомканное в ногах одеяло.

Но Эрнста Гонелла совершенно не занимало, кто прежде размещался в этом кабинете, – сейчас у него была возможность остаться наедине со своими мыслями, что в данную минуту было просто необходимо.

На вешалке висела новенькая генеральская шинель. Здесь же на полочке лежала фуражка. Эрнст Гонелл поймал себя на том, что особой радости высокое звание не добавило. На плечи тяжелым грузом легла ответственность. Впереди горько усмехалась неизвестность. Возможно, что присвоенное утром звание последнее в его жизни. Помнится, когда он получал обер-лейтенанта, то радости было несравненно больше.

Эрнст Гонелл подошел к зеркалу и убедился, что шинель сшита точно по плечам. Сидела как влитая. Ни складочки! Внутренняя поверхность добротного драпа вышита мягким соболиным искрящимся мехом. Вместе с ощущением комфорта пришло нечто похожее на удовлетворение. Возможно, что он ощутил бы несравненно большую радость, если бы надел генеральскую шинель в сорок первом. А ведь приказ об очередном звании лежал в Рейхсканцелярии. Что-то тогда ему помешало… И вот сейчас ожидаемое звание догнало его четыре года спустя. Он уже не прежний, да и мир вокруг него изрядно поменялся, в лоскуты порваны прежние планы, рассеялись иллюзии. Что осталось? Воинский долг, который он выполнит до конца и соблюдения которого будет требовать от всех своих подчиненных, невзирая на звания и былые заслуги.

Генерал-майор Гонелл подошел к красивому большому столу с толстой столешницей. Положил ладонь на гладкую, радующую взор полированную поверхность. Краснодеревщик поработал на славу, оставив после себя величественный памятник. Кресло тоже удобное, с мягкой кожей на подлокотниках. На краю стола лежало несколько чистых листков бумаги. Взяв один из них, Эрнст Гонелл принялся писать письмо.

«Здравствуй, моя милая и дорогая Эльза. Уже вечер. Прожит без тебя, без твоих ласковых рук еще один день. Все мои думы только о тебе и о наших детях. Сегодня нашей очаровательной малышке исполнилось десять лет. Жаль, что не сумел прибыть домой на ее день рождения. Но думаю, что она меня понимает и уже простила. Пишет ли тебе Карл? Знаю, что его часть перебрасывают на Восточной фронт. Уверен, что наш мальчик проявит себя только с лучшей стороны и ни словом, ни делом не опорочит нашу доблестную фамилию и не бросит тень на память наших предков.

Несколько часов назад мне присвоили звание генерал-майора и назначили комендантом крепости Познань. На сегодняшний день Познань самое главное место на всем Восточном фронте, и я очень горжусь тем, что выбор командования выпал именно на меня.

Не стану скрывать от тебя, но гарнизону предстоит тяжелая оборонительная операция против русских. Возможно, что уже в ближайшие дни русские танки появятся у стен нашей крепости. Сделаю все возможное, чтобы удержать русских на этом участке границы и не дать им возможности продвинуться дальше.

У нас есть данные, что русские планируют усиливать наступление по всему фронту. Особенно важен для них Кенигсберг, как в военном, так и в политическом отношении. Именно здесь формировался дух немецкой нации. Уже предвижу, что за него будут очень ожесточенные бои.