Обреченное королевство

Камень усмехнулся.

— Да, пожалуй, ты прав. Не самый хороший человек среди светлоглазых.

— Камень, среди них нет «хороших». Они все одинаковы.

— Они тебе много дурного сделали, верно?

Каладин пожал плечами, его душевные раны еще не исцелились.

— В любом случае твоему хозяину повезло.

— Повезло, что его убил Носитель Осколков?

— Повезло, что он проиграл, — сказал Каладин, — и не узнал, что его все равно бы обманули. Ему бы не дали вернуться с Разрушенных Равнин с Доспехами Садеаса.

— Чепуха, — вмешался Тефт. — Традиция…

— Традиция — слепой свидетель, которого они используют, чтобы осудить нас, Тефт, — сказал Каладин. — Красивый ящик, в который они упаковали свою ложь. И только для того, чтобы заставить нас служить им.

Тефт стиснул челюсть.

— Сынок, я прожил намного дольше тебя. Я знаю, как устроен этот мир. Если обычный человек убивает Носителя Осколков, он становится светлоглазым.

Каладин не стал возражать. Если иллюзии Тефта дают ему возможность чувствовать себя лучше в хаосе войны, зачем разубеждать его?

— Ты был слугой, — сказал он Камню. — В свите светлорда? Каким именно слугой? — Он замолчал, подыскивая правильное слово, и вспомнил времена, когда он общался с Уистиоу или Рошоном. — Лакеем? Дворецким?

Камень засмеялся.

— Поваром. Мой нуатома никогда не спускался к низинникам, не взяв с собой повара! Ваша пища, в ней так много специй, вы вообще не можете чувствовать вкус чего-то другого. Вы можете съесть камень с перцем и не заметите!

— И ты говоришь нам о еде? — сказал Тефт, нахмурившись. — Рогоед?

Каладин задумался.

— А действительно, почему твой народ называют рогоедами?

— Потому что они едят рога и раковины тех, кого ловят, — сказал Тефт. — То, что снаружи.

Камень улыбнулся, на его лице появилось мечтательное выражение.

— Ах, они такие вкусные…

— Вы действительно едите раковины? — спросил Каладин.

— У нас очень крепкие зубы, — гордо ответил Камень. — Ладно, давайте закончу свою историю. Светлорд Садеас не знал, что с нами делать. Некоторые стали солдатами, другие — слугами в его доме. А я приготовил ему одно блюдо, и он послал меня в бригаду мостовиков. — Камень заколебался. — Ну, может быть, я приготовил ему, эээ, улучшенный суп.

— Улучшенный? — Каладин поднял бровь.

Камень немного смутился.

— Видишь ли, я очень разозлился из-за смерти моего нуатома. И подумал, что вы, низинники, ваши языки сожжены пищей, которую едите. У вас нет никакого вкуса, и я…

— И что? — спросил Каладин.

— Навоз чулл, — сказал Камень, — наверно, имеет вкус немного сильнее, чем я предполагал.

— Погоди, — сказал Тефт. — Ты положил навоз чулл в суп светлорда Садеаса?

— Э, да, — ответил Камень. — На самом деле я добавил его и в хлеб. И подал в качестве гарнира к свинине. Навоз чулл, его же можно использовать по-разному, верно?

Тефт захохотал, равнинное эхо подхватило его смех. Потом упал на бок, и Каладин испугался, что сейчас он свалится в пропасть.

— Рогоед, — наконец сказал он. — За мной пара кружек.

Камень улыбнулся. Каладин покачал головой, пораженный до глубины души. Внезапно все обрело смысл.

— Что? — спросил Камень, вероятно заметив выражение его лица.

— Это то, что нам нужно, — сказал Каладин. — Оно! То, что я пропустил.

Камень заколебался.

— Навоз чулл? Это то, что тебе нужно?

Тефт опять взорвался хохотом.

— Нет, — сказал Каладин. — Это… погоди, я покажу тебе. Но сначала нам нужен сок черного василька.

Они еще не закончили первые пучки, а его пальцы уже болели от напряжения.

— Ну что ж ты, Каладин, — спросил Камень. — Я поведал тебе свою историю. Не расскажешь ли свою? Как ты заполучил эти метки на лбу?

— Да, — сказал Тефт, вытирая глаза. — В чей суп наложил ты?

— Ты вроде сказал, что не принято спрашивать мостовика о прошлом, — сказал Каладин.

— Сынок, ты заставил расколоться Камня, — сказал Тефт. — Так что все по-честному.

— То есть, если я расскажу свою историю, ты расскажешь свою?

Тефт обиженно засопел.

— Смотри, я не собирался…

— Я убил человека, — сказал Каладин.

Тефт немедленно замолчал. Камень поднял голову. Сил, как заметил Каладин, все еще с интересом глядела на них. Достаточно странно. Обычно ее внимание быстро рассеивалось.

— Убил человека? — спросил Камень. — И тебя всего-навсего сделали рабом? Разве у вас за убийство не полагается смерть?

— Это не было убийством, — тихо сказал Каладин, вспомнив бородача в рабском фургоне; тот задал точно такой же вопрос. — На самом деле кое-кто очень важный даже поблагодарил меня за него.

Он замолчал.

— И, — наконец спросил Тефт.

— И… — сказал Каладин, опустив взгляд на тростник. Номон садился на западе, маленький зеленый диск Мишима — последней луны — поднимался на востоке. — И оказалось, что светлоглазые не любят, когда ты отказываешься от их подарков.

Остальные ожидали большего, но Каладин молчал, сосредоточившись на тростнике. Его самого потрясло, насколько болезненно оказалось вспоминать события в армии Амарама.

То ли все почувствовали его настроение, то ли поняли, что он ничего больше не скажет, но они вернулись к работе и разговор оборвался.