Алети выстраивались в боевой порядок — каждый человек прикрывает товарища, превосходя противника в умении и тактике. Солдаты Садеаса были обучены сражаться в самых разных современных построениях. Как только они получали плацдарм — и могли продолжать битву — дисциплина чаще всего приносила им победу.
Да, каждый воин паршенди превосходил в силе воина алети и великолепно орудовал своим топором, но их войско распадалось на пары, между которыми не было взаимодействия.
Кое-кто из мостовиков присоединился к Каладину, Камню и Сигзилу. Вскоре здесь уже стояла почти вся бригада, некоторые подражали стойке Каладина.
Через час сражение было выиграно. Садеас гордился победой, но — как и предсказывал Камень, — солдаты выглядели угрюмыми; сегодня они потеряли слишком много боевых товарищей.
Бригады мостовиков сопровождала до лагеря усталая и потрепанная группа копейщиков.
Спустя несколько часов Каладин сидел на деревянной колоде около ночного костра Четвертого Моста. Сил расположилась у него на коленях, став маленькими полупрозрачными языками сине-белого пламени. Она появилась во время обратного пути, с радостью закружилась вокруг него, но никак не объяснила свое отсутствие.
Поленья трещали в огне, кипел больший котел Камня, вокруг танцевало несколько спренов огня. Каждые несколько секунд кто-нибудь спрашивал Камня, не готово ли его варево, часто добродушно барабаня ложкой по миске. Камень ничего не отвечал, помешивая в котле. Все знали, что никто ничего не получит, пока сам повар не объявит, что похлебка готова; он очень заботился, чтобы не подать «неправильную» еду.
В воздухе пахло варящимися клецками. Люди смеялись. Их бригадир пережил казнь, и в сегодняшнем бою они не потеряли никого. Все были в приподнятом настроении.
Кроме Каладина.
Только сегодня к нему пришло горькое осознание, насколько безнадежна их борьба. Он сообразил, почему Садеас даже не позаботился признать тот факт, что Каладин выжил. Он был мостовиком, а значит, смертником.
До этого дня Каладин надеялся показать Садеасу, что его бригада может быть очень полезной. И доказать, что они заслужили защиту — щиты, доспехи, подготовку. Каладин думал, что, если они будут действовать, как солдаты, может быть, на них будут смотреть, как на солдат.
Напрасные надежды. Выживший мостовик — плохой мостовик, по определению.
Его люди смеялись и радовались огню. Они доверяли ему. Он, раненый, привязанный к стене, сделал невозможное — пережил сверхшторм. Конечно, он совершит и еще одно чудо, на этот раз для них. Они были хорошими людьми, но рассуждали как обычные пехотинцы, полагая, что офицеры и светлоглазые позаботятся обо всем. Люди ели и веселились и не думали ни о чем другом.
Но только не Каладин.
Он стоял лицом к лицу с человеком, которого оставил позади. С тем, от которого ушел той ночью, когда решил не прыгать в пропасть. Мостовиком с испуганными глазами, который сдался, перестал надеяться и беспокоиться. С ходячим трупом.
Он не мог дать им бегать дальше с мостом и умирать одному за другим. Их смех мучил его.
Один из бригадников — Карта — встал и поднял руку, призывая к молчанию. Одна луна уже ушла с неба, вторая еще не взошла, и его освещал только свет костра и немногих случайных звезд. Некоторые из них двигались — крошечные огоньки, охотящиеся друг за другом и мечущиеся, как далекие светящиеся насекомые. Спрены звезд. Очень редкие.
Карта был плосколицым парнем с лохматой бородой и густыми бровями. Его называли Карта из-за родимого пятна на груди, которое — по его словам — было точной картой Алеткара, хотя Каладин, например, не видел никакого сходства.
Карта прочистил горло.
— Сегодня хорошая ночь, особая и все такое. Мы получили бригадира назад.
Некоторые захлопали. Каладин попытался не показать, что он чувствует на самом деле.
— И сейчас будет хорошая еда, — сказал Карта. Он поглядел на Камня. — Скоро? А, Камень?
— Скоро, — буркнул Камень, помешивая в котле.
— А ты уверен? Быть может, нам пока еще раз сбегать с мостом? Дать тебе еще немного времени, часов пять-шесть…
Камень сердито посмотрел на него. Люди засмеялись, колотя ложками по мискам. Карта хихикнул, потом наклонился к земле за камнем, который служил ему стулом. Вынув оттуда завернутый в бумагу пакет, он бросил его Камню.
Удивленный, высокий рогоед едва успел схватить его, чуть не уронив в котел.
— От всех нас, — немного запинаясь, сказал Карта. — Ты варишь нам похлебку каждый вечер. Не думай, что мы не знаем, как тяжело ты работаешь. Мы отдыхаем, а ты вкалываешь. И ты всегда во всем первый. Вот мы и купили тебе это, в знак нашей благодарности.
Он вытер рукой нос, немного испортив момент, и уселся. Некоторые из других бригадников похлопали его по спине, поздравляя с замечательной речью.