Каладин подбежал ближе, и лучники запели другую песню. Быстрая, жестокая, скорее речь, чем мелодия. Те, кто опустил луки, опять подняли их.
И все как один начали стрелять по нему.
В него полетели стрелы. Дюжины стрел. Не аккуратные волны. Каждая по отдельности, быстрые, злые, каждый лучник стрелял в Каладина так быстро, как только мог. На него обрушился рой смерти.
С бьющимся сердцем Каладин бросился влево, перепрыгнув каменный бугорок. Стрелы разрезали воздух вокруг него, опасно близко. Но мышцы, заряженные Штормсветом, реагировали мгновенно. Он скользил между стрелами, хаотически поворачивая то в одну, то в другую сторону.
Четвертый Мост, бежавший следом, был уже в пределах досягаемости, но ни одна стрела не обрушилась на него. И на все остальные бригады тоже, потому что лучники стреляли только по Каладину. Стрелы стали еще быстрее и злее и неохотно отскакивали от щита. Одна попала ему в руку, вторая щелкнула по шлему, едва не сбив с ног.
Из раненой руки полился Свет, а не кровь, и, к изумлению Каладина, рана стала медленно затягиваться; кожа заледенела, из нее лился Штормсвет. Он еще втянул Свет в себя, зарядившись настолько, что кожа засветилась. Он нагибался, прыгал, уклонялся, бежал.
Тренированные для сражения рефлексы наслаждались новообретенной скоростью, и он, развлекаясь, сбивал щитом стрелы. Как если бы тело страстно жаждало этой способности, как если бы он родился, чтобы использовать Штормсвет. Раньше он жил медленно и уныло. И сейчас исцелился. Он не перешел пределы своих возможностей — нет, он, наконец, достиг их.
Стая стрел искала его крови, и Каладин крутился между ними, получив еще одну царапину на руке, но отбив все остальные щитом и нагрудником.
Еще одна стая, и он поднял щит вверх, беспокоясь, что движется слишком медленно. Но стрелы поменяли направления и полетели в щит, со стуком ударившись о него. Притянувшись к нему.
Но времени на раздумья не было. Он прыгал, нагибался, бежал. Он слышал, как стрелы свистят в воздухе, и чувствовал, как они ударяются о щит или камень и ломаются. Он надеялся отвлечь паршенди от своих людей, но не знал, насколько это ему удалось.
Часть его ликовала, наслаждаясь игрой со стрелами. Внезапно он почувствовал, что движется медленнее. Он попробовал вдохнуть Свет, но не получил ничего. Он осушил сферы. Он запаниковал, все еще уклоняясь от стрел, но, к счастью, их поток начал слабеть.
И тут Каладин осознал, что, пока он прыгал и увертывался от стрел, бригады обогнули его и установили мосты. Четвертый Мост тоже стоял на месте, и кавалерия пересекала его, собираясь атаковать лучников. Однако некоторые обозленные паршенди продолжали стрелять по Каладину. Всадники легко перерезали их и расчистили место для пехоты Садеаса.
Каладин опустил утыканный стрелами щит. Он едва успел глотнуть свежего воздуха, как на него налетела вся бригада, светящаяся от радости и возбуждения, и едва не сбила его на землю.
— Ты дурак! — крикнул Моаш. — Штормовой дурак! Что это было? О чем ты думал?
— Невероятно, — сказал Камень.
— Ты должен был умереть, — заметил Сигзил, хотя его обычно невозмутимое лицо рассекла улыбка.
— Отец Штормов! — добавил Моаш, вытаскивая стрелу из куртки Каладина. — Ты только посмотри.
Каладин поглядел на кожаную куртку и с удивлением обнаружил не меньше дюжины дыр от стрел в боках куртки и рубашки. Все стрелы прошли впритирку, и ни одна не попала в него. Три стрелы застряли в коже.
— Благословленный Штормом, — сказал Шрам. — Вот и все.
Каладин пожал плечами, сердце все еще билось. Он чувствовал себя оцепенелым. Потрясенным, что выжил, замороженным от поглощенного Штормсвета и усталым, как после бега с препятствиями. Подняв бровь, он поглядел на Тефта и кивнул на мешочек со сферами.
Тефт покачал головой. При дневном свете Штормсвет, шедший от Каладина, не был виден никому. Тем не менее то, как Каладин увертывался от стрел, казалось невероятным, даже без всякого Света. Если о нем уже рассказывают истории, завтра их будет намного больше.
Он повернулся и поглядел на проходящие войска. И тут же сообразил, что надо еще разобраться с Маталом.
— Стройтесь, — приказал он.
Люди неохотно подчинились, выстроившись в двойную линию. Около их моста стоял Матал, выглядевший очень озабоченным. К нему ехал Садеас. Каладин внутренне собрался, и вспоминания о своей предыдущей победе — тогда они несли мост боком — закрутились в его голове. Он заколебался, но потом быстро пошел к мосту, где Садеас должен был проехать мимо Матала.
Каладин подошел именно в тот момент, когда Матал кланялся Садеасу, надевшему свои великолепные красные Доспехи Осколков. Каладин и бригадники тоже поклонились.
— Аварак Матал, — сказал Садеас. — Этот человек выглядит знакомым.