Обреченность

Мужчины стоят с широко распахнутыми глазами, большинство — не борцы, и у тех, кто с оружием в вытянутых руках, в глазах плещется истинное опасение, пока их руки трясутся под весом оружия.

Это элита. Эти мужчины отдают приказы убийцам выполнять их требования, они не убивают сами, это ниже их достоинства. Большинство, вероятно, никогда не стреляли из оружия.

Однако Коул выглядит достаточно опасным, чтобы пролить кровь каждого в этой комнате, даже не дрогнув.

Просто на случай, если кто-то думает иначе, двое мужчин прорывают ряды и медленно встают с каждой стороны моего мужа.

Я узнаю их обоих.

Это — Грим и Люк.

Остальные мужчины смотрят вокруг друг на друга, прежде чем трое занимают места во главе стола.

Трое мужчин, кого я знаю, — отнимут всё у людей вокруг и одержат победу.

Оружие медленно опускается, и кресла дрожащими руками ставятся на место, пока все они начинают рассаживаться.

Когда последний мужчина занимает свое место, Коул улыбается. Он кладет руки на плечи Люка и Грима, похлопывая по ним еще раз.

— Хорошо. Я рад, что все согласились. Теперь, если вы извините меня, джентльмены, у меня есть изнывающая от «голода» жена, которой нужно срочно помочь насытиться.

Они кивают ему, прежде чем он поворачивается ко мне и шагает вперед.

— Ты насладилась зрелищем, любовь моя?

Его рука хватает меня за предплечье, и он поднимает меня на ноги.

— Я искренне надеюсь, что так, поскольку это — только прелюдия к финалу сегодняшней ночи. Я уверен, что тебе понравится.

В то время как он выводит меня из комнаты, я улавливаю периферическим зрением Грима. Его лицо — маска чистого удовольствия, когда он наклоняется над убитым мужчиной и отрывает его голову от тела.

16

Претензионные ублюдки.

Заседая за столом, господствующие над всеми, они думают, что неприкасаемые.

Они — средство для достижения цели.

Каждый из этих тварей думает, что я — бешенный пес под их контролем.

Перерезать тощую шею Реншоу — это избавило меня лишь от части давления, что я ощущаю в своем желудке.

В то время, когда я перерезал его вену, мои люди были на его детской порно-ферме.

Величественное и благородное поместье, которое передавалось из поколения в поколение, — дом Лордов и Леди — являлся тщательно продуманным фасадом для центра размножения. Женщин силой принуждали размножаться, а их отпрысков использовали как массовку в кровавой порнухе (Прим. порнографический фильм, кончающийся настоящим убийством одного из актёров) или в вызывающих отвращение порнофильмах. Дети, даже младенцы, использовались как живые игрушки, которых можно насиловать, бить и убивать.

Прямо в этот момент мои люди казнили там каждого сотрудника и освобождали женщин и детей.

Его извращенная жена, так высоко чтимая Леди Эмилия Реншоу — идейный вдохновитель фермы. Ее должны были взять живой.

Её обещали Гриму. Я давно поклялся, что её голова была его и только его.

Я мог ощутить пульсацию возбужденной энергии от него, пока он впитывал вид отстраненного от должности Реншоу. Его поиск мести и жажда крови, разожжённая в его венах, более осязаема, чем комната, наполненная страхом.

Он заслужил это.

Он заслужил носить её голову как корону и искупаться в её крови.

Генри Реншоу.

Просто юный, избитый мальчик, над которым надругались, — таким он был, когда я встретил его впервые.

Теперь он мощный и неумолимый противник.

Мой брат, если не по родственной крови, то по пролитой точно.

Грим.

Как бы я хотел понаблюдать, как жизнь покинет глаза мрази, которая является его матерью. Хотя, зная Грима, он сделает запись в качестве сувенира.

Я оставляю моих братьев с их задачами.

Адреналин от нашей победы, которая ощущается такой близкой, что я могу буквально ощутить ее, переполняет меня желанием чего-то ещё. Чего-то более сладкого.

Моей жены.

Я жажду её сладких криков.

И она будет кричать.

Фей Крэйвен.

Шлюха Крэйвен.

Никакой частице ее не удастся спастись.

17

Воздух в автомобиле наполнен эмоциями, которые я подавляю в себе.

Быть наедине с Коулом, после того как я стала свидетелем того, как он забрал ещё одну жизнь, должно было оттолкнуть меня, но нет.

Я замужем менее двух дней, и уже четыре человека умерло от его рук.

Я не буду себе лгать и говорить, что он не ошеломил меня, это не так. Те, кто был убит, все заслужили свою зверскую смерть.

Убийцы, насильники, педофилы — все зло, что по праву отправились к своему создателю.

Я не настолько невинна, чтобы верить в то, что мой муж — хороший человек. Я могу видеть тьму в нём. Настолько мощную, что я готовлюсь к тому, что она поглотит меня целиком, и я не уверена, что достаточно сильна, чтобы выжить.

— Твои глаза будут оплакивать твоего отца так же, как и мать?

Я поворачиваю голову к Коулу, он не смотрит на меня, но пристально наблюдает за миром за стеклом автомобиля.

Его вопрос смущает меня. Моё состояние не имеет никакого отношения к собственному выбору, а вообще-то к травме головы, которую я получила в аварии. Однако, я отвечаю, давая ему чуть побольше моей правды.

— Я не буду горевать об этом мужчине. Мои глаза — часть меня, они не будут оплакивать его.