Обреченные

Пока разворачивается этот телефонно-опросный хаос, Фест умыкает меня из салона. Мы сбегаем – по коридорам, через люки; летим, хихикаем, просачиваемся сквозь переборки и горничных-сомалиек, ощущая вкус краски и полупереваренного бананового карри, и наконец прибываем в мою давно запечатанную детскую каюту. Здесь опущены шторы, выключен свет, а штайфовские мишки и книги для девочек-подростков охлаждены до архивной температуры. Каждый случайный волосок и баночка с клубничным блеском для губ хранятся бережно, как диорама в Смитсоновском музее естественной истории. Хоть и я, и мой надежный кавалер мертвы, все же мы два неприкаянных человека, которым хочется укрыться в запертой комнате с кроватью.

Мое призрачное сердце до того настроено на романтику, что не заметить такого поворота событий не может. Я откидываюсь на атласное покрывало и принимаю, надеюсь, хоть немного привлекательную позу. Тут на мой призрачный ум невольно и некстати приходит образ курящей, в парике и без нижнего белья бабушки, растянувшейся на точно такой же кровати в «Райнлендере». Чтобы прогнать эти мысли, я похлопываю рукой по атласу рядом с собой и говорю:

– Ну, так что… выходит, ты ангел. Круто. – Если Фест мой не в курсе истории с отбиванием нежных частей мужского тела, то и просвещать его не стану. Впрочем, не уверена я и в том, знает ли он, что мою душу прокляли и сослали в Гадес. Наконец решаюсь попробовать так: – Да, в раю здорово. Правда?

Фест улыбается мне с тем же снисходительным и печальным лицом, с каким мама обращается к Генассамблее ООН. С еле сдерживаемыми слезами жалости. Однако я не отступаю:

– Да, в раю клево. Гораздо лучше, чем я думала…

Фест продолжает смотреть молча, его губы дрожат от сострадания.

Уже защищаясь, задаю провокационный вопрос:

– Слушай, а когда тебя раскромсало комбайном, было больно? В смысле сначала отрезало руки? Как вообще это произошло?

В ответ Фест усаживает свою ангельскую сущность возле меня.

– Не стыдитесь, мисс Мэдисон. Ибо я знаю: мироздание отвергло вас и сослало навеки в обжигающий анус подземного царства. – На его безмятежном лице ни тени ехидства. – Мне ведомо, что вы испытываете постоянный голод и жажду и утолить их нечем, кроме как обильным угощением из свежей мочи и экскрементов…

О боги! Милый твиттерянин, у меня нет слов. Понятия не имею, где Фест такого наслушался, но в аду все не настолько плохо. Не ем я какашки и мочу не пью. Не верь ни единому слову.

Я не Чарлз Дарвин!

– А еще мне известно, – он глядит на меня с предельной жалостью, – известно, что вас вынуждают беспрестанно совокупляться с прокаженными демонами и затем производить на свет их отвратительное потомство в совершенно невыносимых условиях.

СПИДЭмили-Канадка, поддержи меня. Никого не заставляют спать с демонами, верно? У меня как у virgo intacta[40] есть твердое тому доказательство, однако представить его на обозрение Фесту я никак не могу. То есть, даже если я попытаюсь продемонстрировать ему свою девственность, выйдет несколько развратно.

– Я знаю, вы презираемы всеми достойными тварями Божьими. – Голубые телячьи глаза Феста моргают. – Каждое разумное существо полагает, что вы не заслуживаете уважения. В нынешнем состоянии вы более отвратительны, чем…

– Замолкни! – Окаменев, я лежу на покрывале. Грудь ходит ходуном. Внутри все кипит. Лучше я проведу вечность, закусывая вонючими какашками, чем меня будет поносить какой-то ангелочек-ханжа. Станет он мне бойфрендом, не станет – я ухожу. Я встаю. Поправляю очки. Разглаживаю юбку-шорты.

– Прошу извинить. Но в это самое время я, насколько понимаю, обязана предаваться блуду с больным извращенным уродцем.

– Подождите, – умоляет Фест.

Я жду. Вот она, моя главная слабость: надежда.

– Бог низверг вас в ад не потому, что вы гнусны, а потому, что знает, как вы сильны. Бог знает: вы умны, отважны и вас не сломят мучения, которые губят более слабые души… – Фест поднимается и зависает в воздухе, трепеща у меня перед лицом. – С начала времен Бог предначертал вам стать Его лазутчиком в преисподней.

Бог, разъясняет Фест, знает, что я чиста сердцем.

Бог понимает, что я уникальна. Он верит: я милая, умная и добрая. И не считает толстой. Он хочет, чтобы я сделалась его сверхсекретным двойным агентом.

Совсем как ангельская разновидность навязчивых дарвиновских зябликов, Фест взлетает, возбужденно мечется золотистой феечкой и наконец усаживается мне на плечо. Стоя, будто попугай, возле моего уха, он говорит:

– Бог заклинает вас предотвратить страшную неминуемую катастрофу.

21 декабря, 13:28 по гавайско-алеутскому времени

Свидание с ангелом

Отправила Мэдисон Спенсер (Madisonspencer@aftrlife.hell)

Милый твиттерянин!