Обреченные

Наконец я поняла причину суматохи. Он лежал на кровати поверх одеяла и подушек. Цвет лица был хорошим, правая рука была все еще перевязана, и левая…

– Когда ты порезался? – спросила я, указав на окровавленные полотенца, в которые была обернута рука. Сонливость как рукой сняло, мозг переключился в режим врача. Собрав волосы в хвост, я присела на кровать и начала медленно разворачивать полотенца, чтобы осмотреть рану.

Он отдернул руку и поморщился, – Не нужно делать вид, что тебе не все равно, – тихие слова отрывками слетали с его губ.

Спокойно, он подросток. Его работа – бесить меня.

Сделав глубокий вдох, я решила попробовать снова.

– Я не делаю вид, – не удержалась и слегка сдавила больную руку. Он прошипел проклятье, – Не для того я переливала тебе свою кровь, чтобы ты и ее бездумно потратил.

Это привлекло его внимание, теперь он не сопротивлялся. Адриано молчал, пока я осматривала руку, покрытую множеством порезов. Скорая помощь часто привозили суицидников, так что мне уже знакомы такие раны. Они были чистыми и ровными, будто их наносили специально.

Его старший брат подозревал посттравматическое расстройство, но это скорее смахивает на садомазохизм или суицидальные наклонности. Совсем не мой профиль. Я не заточена на то, чтобы лечить душевные травмы людей. Мне бы со своими разобраться.

Но я не могла просто оставить его в таком состоянии. Ясное дело, он не может наблюдаться у обычного психолога. Врачебная тайна не всегда гарантирует сохранность ваших данных, особенно если речь идет о таком серьезном преступлении, повлекшем смерть подростка.

– Подлатайте меня, док, и бегите выполнять поручения моего брата.

Пренебрежительный тон затаенной обиды опалил мое лицо алой злостью. Глубокий вдох сдержал крик, рвавшийся наружу в ответ показному поведению парня.

– В чем твоя проблема?

Он усмехнулся и закатил глаза, – Я у себя дома, на мне чистая одежда, на столе горячий ужин. Здесь проблемы только у тебя, дура…

Тираду прервал громкий хлопок от пощечины. Моя ладонь замерла в воздухе и лишь тогда я осознала, что только что сделала. На щеке подростка разлилось красное пятно. Он замолчал и я воспользовалась шансом ответить.

– Мои проблемы начались с того, что я спасла тебя, – главное сдержать слезы обиды, – Я могу потерять работу, о которой мечтала. Мне угрожали пистолетом, и это только начало. Спасибо, что заметил на мне грязную одежду. Ведь я даже не могу поехать домой за вещами, не опасаясь за свою жизнь, – накрыв чистым полотенцем руку, встала, – Если не хочешь, чтобы тебя лечила я, ваш врач может.

Я уже развернулась, когда окровавленная ладонь схватила край моей майки, – Моя рука…ты могла допустить ошибку?

Могла ли я совершить ошибку? Все мы люди. Работа врача трудна не только толстым багажом знаний. В наших руках жизни людей. И когда мы допускаем ошибки, эти жизни рушатся.

У меня все еще не было лицензии врача, но я была хирургом-ординатором и уже не раз была в операционной. Могло быть множество осложнений – абсцесс, повторное кровотечение при перевозке, пневмония, список может тянутся долго. Но есть травмы, которые починить нельзя.

Вернувшись на кровать, я пыталась объяснить, – Признаюсь, ранение было тяжелым, пуля была в тебе довольно долго, но кость не пострадала. Мы были не в самом выгодном положении и я очень переживала за инфекцию. В остальном, я могу сказать, что мы справились хорошо.

– Тогда почему я едва могу ею двигать? – он попытался повернуть руку, но лицо исказилось от боли, – Меня много раз зашивали и никогда таких проблем не было. Да, было больно, но…

– Для движения руки нужна не только кость, там множество мягких тканей. Возможно, это потребует долгой физиотерапии, но ты вновь сможешь ею работать.

– Нет, не смогу, – низкий голос был едва слышен за его хрипом, – Я порезался во время тренировки.

Тренировки? На его руке было не меньше десяти порезов, большинство глубокие, придется накладывать швы.

– Я правша, а если правая рука не сможет работать как прежде, я бесполезен.

Если категоричность и несдержанность особенность подросткового возраста, то я представляю каким растет мой брат. Сейчас он чуть младше Адриано, но мы не так часто общаемся. В тот момент я поняла как сильно по нему скучаю.

И я понятия не имела как сейчас вести себя с подростком рядом.

– Я тоже правша, но учусь работать левой.

Адриано посмотрел на мою правую руку в поисках шрамов, но не обнаружив их, удивился, – Зачем?

– Хирург должен хорошо работать обеими руками, но для этого я тренируюсь понемногу каждый день. Это лучше, чем потом, – указала на его порезы, – они будут обе болеть. Из-за твоей глупости левая рука будет болеть как минимум неделю.

Он пожал плечами, – Меня не волнует боль, я к ней привык.

Мурашки побежали от его слов, – Что за тренировки, если не секрет?

Он открыл верхний ящик тумбы, показывая мне три ножа – охотничий и метательные. Они блеснули идеальной гладкой формой, отражая мое пораженное лицо. Господи. Более неподходящего хобби для парня придумать трудно.