К счастью, до школы недалеко и я имею возможность переключить внимание на других, пока я не подумала о чём-то, что потом придётся исповедовать в откровении со священником. Машу Одри, которая сегодня почему-то выглядит встревоженной.
– Привет. Что-то случилось?
Она натянуто улыбается. Напряжение чувствуется ещё за пару метров до подруги. Может, дело в том, что сегодня физкультура? Я никогда не любила занятия спортом, а спортсмены никогда не любили меня, поэтому при разбивке на команды я всегда остаюсь последней и примыкаю туда, где меньшее количество человек. Просто стараюсь не мешать. Я к этому давно привыкла, а вот Одри каждый раз смотрит так, будто в этом есть её вина.
– Нет, всё в порядке. Привет, – моя лучшая подруга, зная меня как облупленную, сразу смотрит в сторону двойняшек. – Он так и не объяснился?
Мотаю головой.
На школьном заборе умывается Кики – любимица учеников. Однажды она сорвала урок, застряв на дереве у спортзала. Снимали её тогда дружно, все вместе, так же как и переживали за неё. После этого она стала чем-то вроде школьного талисмана.
Неподалёку останавливается машина, переключив наше внимание на себя. С пассажирской стороны выходит рыжеволосая девушка. Её голова притягивает к себе внимание среди нейтральных оттенков словно огонёк. Такую точно запомнишь, поэтому я уверена, что вижу её впервые. А вот парня за рулём мне уже доводилось встречать…
11. ДЖЕЙН
Первое, что я поняла – мой новый класс разделён на группы, которые между собой практически не общаются. Признаюсь, мне даже стало интересно, с чем связано такое жёсткое разграничение. К какой из компаний примкнуть пока не понимаю, первым со мной ещё никто не заговорил. Подойти самой как-то не решаюсь, да и не уверена, нужно ли мне это. Через пару недель уеду и про меня благополучно забудут. Все косятся и перешёптываются.
Не понимаю своего состояния. Словно за эти дни я выплакала всю грусть и теперь осталась лишь злоба. Разве я не должна закрыться в себе, испытывать тоску, пытаться скрыться от этого мира? Вместо этого я лишь испытываю раздражение и злость на всё вокруг. Почему вон та компания старшеклассников сидит и ест свой ленч, а она теперь не может? Почему вон тот парнишка с наушниками в ушах может слушать музыку, а она теперь нет? Почему они все здесь, а её больше нет? Почему она не может всего этого делать? Почему её забрали у меня?
Как там говорила Леона? Просто посидеть на задней парте? Посидела, а теперь наступил обед и парт здесь нет, как нет и ни одного свободного стола. Идея сесть с краю того, где меньше всего народу, кажется не самой плохой. К тому же, там сидит сама Карен МакКой, файл на которую я нашла в «облаке» мамы: соломенные волосы до плеч, очки из прошлого века, бесцветная одежда. Две девушки синхронно поворачиваются, изучая меня, как только я подсаживаюсь.
Долю секунды улыбаюсь, как бы здороваясь. Ещё утром я решила попробовать не нарываться на неприятности. Всего-то нужно продержаться четырнадцать дней.
– Привет, – неуверенно отзывается шатенка. – Я Одри.
– Джейн.
И только сейчас из-за её интонации до меня доходит, что никто до сих пор не заговорил со мной, так как попросту не знают о чём разговаривать. Так или иначе беседа упрётся в один из неудобных вопросов, касающихся кончины моей матери: почему я здесь, надолго ли, кто из родственников у меня остался.
– Как тебе Хосдейл? – интересуется Карен.
Её худоба при высоком росте выглядит немного болезненной. Я так привыкла к безупречно белому блонду Леоны, что волосы моей одноклассницы кажутся неестественно жёлтыми. В глаза бросаются веснушки.
– Эм… –
– Да, в межсезонье дожди здесь – частое явление, – грустно усмехается она. – Я Карен, – девушка переключает внимание на проходящую мимо парочку.
К слову, никаких зацепок в документе о МакКой я не нашла. Описание семьи, работы её родителей, успехов Карен в школе, характеристика её брата, но ничего такого, что могло бы зачислить её в разряд подозреваемых. Так чем же она интересна? На вид невзрачная, по первому впечатлению застенчивая. Вряд ли она могла быть замечена в чём-то незаконном.