Обреченные на страх

– Люция, я хочу извиниться. Перегнула палку, говорила с тобой слишком резко и… В общем, была не права. Прости.

Девушка держала в руках листок бумаги, как будто хотела защититься им от меня. Но после этих слов опустила свой щит и часто-часто заморгала, пытаясь не расплакаться.

– Я подумала вот о чем. Репортажи, очерки – не самая сильная твоя сторона. Но мы можем попробовать кое-что другое: открыть новую рубрику – вроде «Женского клуба»…

Прежде я об этом не думала: мода, косметика, кулинария – в нашем Журнале такого не было. Мы позиционировали себя как серьезное издание, писали о бизнесе, экономике, социальных проблемах. Но если известные, успешные люди поделятся секретами с простыми смертными, расскажут, как готовят любимые блюда или выбирают наряды, какой последний фильм посмотрели и книгу прочли, вдруг это выстрелит? И рекламу под это можно подтянуть. И шеф будет доволен: дочка друга ведет собственную рубрику. А коли у нее не получится, кто же виноват?

Люция воспарила к небесам – простенькое, совсем юное без косметики личико расцвело. У меня на душе вдруг тоже как-то полегчало.

– Вы такая хорошая, Марьяна! – сказала Люция. – Я так хочу для вас что-нибудь сделать! Если вам что-то когда-то будет нужно, вы только скажите!

Глава 9

Как я ни билась, ни шерстила Интернет, придя наконец-то домой в тот вечер, ничего полезного о случившемся в Нижнекамске узнать не удалось. Газеты и телепередачи повторяли друг за другом одно и то же. Имена участников трагедии были изменены.

Выход, конечно, существовал. Плох тот журналист, который за годы работы не обрастает связями и знакомыми в самых неожиданных сферах. Работая в многотиражке, я тесно общалась с руководителем пресс-службы МВД. Позже он с этой должности ушел, получил очередную звездочку на погоны (возможно, и не одну) и забрался еще выше. С той высоты, на которой теперь пребывает, Рустам запросто может рассмотреть все детали таинственного происшествия, которое меня так интересовало.

Проблема в том, что Рустам Галеев был еще и моим бывшим. Расстались мы по моей инициативе и не сказать, чтобы сохранили дружеские отношения. Сейчас Рустам вроде бы счастлив в законном браке. Звонить ему не хотелось, но другого способа разузнать о происшествии я не видела.

– Слушаю, Галеев, – рыкнул он свое обычное. Давняя привычка: так Рустам отвечает на все звонки – и служебные, и личные.

Я как можно суше и официальнее поздоровалась и назвалась, хотя нужды в этом не было. Номер моего телефона остался прежним.

– Чему обязан? – спросил он.

Голос деревянный, напряженный. Жена рядом или до сих пор обижается, что я при расставании назвала его солдафоном?

– Прости, что побеспокоила. У меня есть один вопрос, и я подумала, ты сможешь помочь.

– Неужели чурбан бесчувственный, который только и умеет, что брать под козырек, вдруг понадобился?

Значит, все-таки обижается. Похоже, придется поискать другие пути.

– Рустам, я бы ни за что не стала звонить, если бы могла сама решить проблему. – Дальше я скороговоркой проговорила о том, что ни к чему вспоминать прошлое, мы взрослые люди и у каждого давно своя жизнь.

– Некоторые вещи так просто не забудешь, – напыщенно проговорил Рустам.

Все же не зря я его тогда бросила. Разве он не чувствует, что так серьезно относиться к себе – просто смешно? Есть забавный тест: какая ты геометрическая фигура. Выбираешь, а дальше говорится, какие у тебя слабые и сильные стороны. Не знаю, проходил ли этот тест Рустам, но он точно квадрат. Все углы – прямые. И все равны.

– Ладно, – вздохнула я. – Еще раз извини за беспокойство.

– Погоди, погоди! – закричал он. – Не подумай, пожалуйста, что я… затаил.

«Нет, конечно же, не подумаю!»

– Чего ты хотела? Случилось что-то?

– Да. Кое-что плохое.

Говорить об этом оказалось труднее, чем я думала. Но сказать было нужно, а иначе как я объясню свой интерес к погибшим в Нижнекамске?

– Летом, три года назад, моя сестра с мужем и дочкой ездили на юг. – Я старалась говорить коротко и сдержанно. – Во время одной экскурсии Жанна и Даша упали со скалы и разбились. Отец в декабре того же года умер – сердце. Мама попала в психиатрическую клинику. Она и сейчас там и скорее всего, пробудет в больнице до конца жизни.

– Боже мой! – выдохнул Рустам. Он прекрасно знал моих родных, и такие новости не могли оставить его равнодушным. – Соболезную… Если я могу что-то…

– Спасибо, – остановила его я. – Поэтому и звоню. Дело в том, что Жанна не просто упала, она сама спрыгнула. Взяла Дашу на руки и спрыгнула.

Я впервые проговорила это вслух. Во рту стало сухо и горько, как будто страшные слова имели вкус.

– Не может быть! – Рустам оказался потрясен не меньше, чем я, когда услышала такое от Ильи. Зная Жанну, никто бы в такое не поверил.

– Еще как может, – отрезала я. Понимала, что, если мы начнем проговаривать это, обсуждать, не выдержу и расплачусь. – Только об этом никто не знает, кроме Ильи. Он не сказал, чтобы… Вот чтобы никто так не реагировал, как ты. Пусть хоть память будет светлой, если уж все остальное – сплошной мрак. Прошу тебя, никогда не поднимай этот вопрос.