Обреченные невесты

ГЛАВА 31

Раз он еще жив, значит, пуля миновала легкое. Она вошла в правый бок и, не задев жизненно важные органы, вышла через спину. Это оставляло надежду.

Но надежда стремительно усыхала, поскольку рана не переставала кровоточить. По иронии судьбы он может умереть от потери крови от руки именно этого убийцы. Кровотечение должно прекратиться, затем — предназначенный для жертв медицинский мешок, который Квинтон оставил на столе. Проколотые подошвы, заклеенные раны…

Оставалась одна надежда — на болезненное состояние Квинтона. Правда, и она обратится в ничто, если не удастся избавиться от пут.

Превозмогая сильное головокружение, Брэд рывком поднялся на ноги.

«Нельзя умирать. За последние сутки дело приняло совершенно новый оборот, и ставки поменялись. Райская Птичка. Главное теперь — она».

Брэда затрясло от ярости. Он наклонился вперед, максимально натянув ремни, которыми был привязан к стойке, сделал глубокий вдох и резко откинулся назад.

Стойка глухо треснула и закачалась. Бок пронзила страшная боль. Брэд застонал. С потолка посыпались щепки, клубами поднялась пыль.

«Тридцать два».

К счастью, дерево от времени прогнило. Преодолевая боль, Брэд стиснул челюсти, выпрямился, вновь наклонился вперед, затем откинулся назад. Еще один укол боли. Очередная порция щепок. Опять стон.

«Тридцать три».

Брэд еще дважды повторил свои попытки, затем опустился на пол немного передохнуть, но не давал отдыха мозгу, пытаясь найти выход из положения и спасти Птичку.

«Убийцу зовут Квинтон Гулд, и он стал демоном. И произошло это превращение из-за меня. Не испытывая более потребности в кровавом ритуале передачи Богу самой красивой и самой невинной, Квинтон вынужден стать обычным убийцей. И потому может уничтожить Птичку там, где найдет ее».

В любой другой ситуации Брэд действовал бы с предельными быстротой и энергией, лишь бы не дать убийце нанести удар первым. Но сейчас мешала обнаженная ярость. Казалось, он никак не мог превозмочь отчаяние и страх за жизнь Райской Птички.

Брэд не знал, как назвать свое чувство к ней, но перед лицом смерти не только это, но и все его чувства предельно обострились. Ничего подобного он не испытывал с тех самых пор, как Руби добровольно ушла из жизни.

Брэд застонал, отогнал подступающую тошноту и попытался подняться.

«Вроде бы стойка не сдвигается, но попыток оставлять нельзя. Правда, даже если удастся вытащить ее из гнезда, может обвалиться крыша, и тогда мне все равно конец. Ну и наплевать».

Он задержал дыхание и резко откинулся назад.

«Тридцать четыре».

Квинтон свернул с шоссе к заправке. Обратная дорога в Денвер заняла больше двух с половиной часов на максимальной скорости и съела почти весь бензин. А впереди еще много дел, требующих большого количества топлива.

Игра опять приняла новый оборот, но чем больше он обдумывал эту перемену, тем решительнее убеждался, что на самом деле перемены нет. Семь лет планирования, роста и обучения привели его к окончательному и глубочайшему постижению. Образно говоря, он не удовлетворяется более молоком, от которого дети становятся пухленькими, а благочестивые глупеют, а наконец проникает в суть вещей.

«Человек Дождя пролил на меня дождь истины и умер, выполнив свое предназначение в жизни, — размышлял Квинтон. — Я не ангел милосердия, посланный Богом, чтобы найти и доставить ему избранных, в чистоте и покое. Я скорее ангел смерти, посланный убивать этих самых невест».

Поначалу осознание этого факта потрясло его. Как проницательно заметила Ники, даже демоны знают правду и содрогаются. Он вдруг задрожал и не мог успокоиться целый час.

Но стоило свыкнуться с новым положением вещей, как он быстро призвал на помощь свой незаурядный ум. Он — это то, что он есть, и должен делать то, к чему предназначен. И по сути, в предназначении этом мало что изменилось.

Человеческие особи по-прежнему глупы в подавляющем большинстве, особенно те, которые считают себя умалишенными.

Но несмотря на это, Квинтон непостижимым образом любил их. Ведь все они были его избранниками.

И в то же время Квинтон, слуга другого господина, ненавидел их еще сильнее, чем любил. А бессознательно больше всего ненавидел женщин. Эти существа, больные и слабые, заслуживают куда более жестокой расправы, нежели та, что чинит он. Тот факт, что его господин заставляет верить, будто Квинтон служит Всемогущему, — полезный обман, который можно только приветствовать.

Он не стоял на месте, рос, развивался и, не впадая в отчаяние, принял это новое положение и незамедлительно приступил к выполнению своей миссии — безжалостно и твердо.

Кто, в конце концов, эта Птичка, если не червь, которого надо раздавить? Если трезво подумать, станет ясно: нет женщины более испорченной и ничтожной.

Он получил посланную ею фотографию. Удивился перемене в ее внешности. Выглядела она испуганной, но, бесспорно, красивой, и на мгновение он застыл, потрясенный. Пах превратился в разворошенный пчелиный улей.