Обреченные невесты

— Мы позвонили в полицию, ее забрали в участок. Пожалуйста, мистер, не надо…

— Заткнись. Что вы сказали полицейским?

— Мы… — Вздрогнув, девушка посмотрела на застывшее тело.

— Вы что?

— Она странно себя вела. У Кассандры есть брат, он…

— Вы позвонили в полицию и сказали, что Саманта не в себе. Так?

— Это она позвонила. — Девушка вновь посмотрела на павшую предводительницу.

— И никому из вас не пришло в голову, что помешанные — это вы, а не Саманта? Что в своем прежнем виде она была прекраснее, чем после того, как вы с головы до ног выкрасили ее и нарядили как куклу? Она избранница, понимаешь, ты, тупоголовая шлюха, избранница!

Квинтон кричал. А это неправильно. Потому он выстрелил девушке в лицо.

Остальные снова завизжали. В свидетелях Квинтон не нуждался. Он двинулся вдоль стены, посылая пулю за пулей в съежившиеся от ужаса фигурки.

Получилась кровавая баня, а Квинтон ненавидел произвольное жестокое насилие, но тут же сообразил, что теперь все иначе. Теперь он другой, и единственное, о чем остается сожалеть, так это о том, что всем этим истекающим сейчас кровью не избранницам, возможно, суждено вечное блаженство. Ну не жестокая ли штука судьба?

Квинтон злобно хрюкнул, сунул пистолет за пояс и вышел на улицу. Дул сильный ветер, остужая разгоряченную голову. Он начал рассуждать: «Визит в салон все-таки можно считать плодотворным. Теперь известно, что добрая самаритянка по имени Кассандра звонила в полицию. Полицейские забрали Птичку. Ее фотографию показали по телевидению, значит, пока никто не догадался, что она и Саманта — одно и то же лицо. Полицейские скорее всего сочли ее душевнобольной и доставили в ближайшую больницу, где есть психиатрическое отделение. А это территория мне знакомая».

Квинтон знал, что ближайшая дурка — Вест-Пайнс в Лютеранском медицинском центре на Тридцать восьмой улице в Уит-Ридж. Скорее всего Птичка сейчас там под именем Саманты. Если нет, то в другой больнице, чуть дальше, — в Денверском медицинском центре с его психиатрическим отделением на тридцать восемь коек.

Квинтон отъехал от салона и миновал стоянку, отметив, что позади все тихо.

Впрочем, удовлетворения не было. Лицо все еще дергалось, в голове по-прежнему гудело, к тому же он еще и потел. Перед глазами мелькали картинки — устрашающие изображения Птички, из которой делают уродину.

«Перед тем как просверлить ей подошвы и заставить изойти кровью, я должен убедиться, что она поняла, какую уродину из нее сделали. И как несправедливо, что Бог вообще дал ей появиться на свет. На самом деле она настолько ужасна, что Бог послал меня, ангела смерти, избавить от нее землю. Так сказать, убрать мусор. Я сломлю ее дух, как она своим отказом семь лет назад сломила мой».

— Осторожнее! Пожалуйста, осторожнее, а то ведь и не доедем так, — восклицал через каждую минуту Рауди.

У Рауди были тяжелые отношения с дорожным движением. В своем мире величественных иллюзий он чувствовал себя прекрасно, но за его пределами, среди людей, терялся. Рауди раскинул руки и почти к самому ветровому стеклу поднял ногу. Тапочки на туфли он так и не сменил.

— Внимание! Внимание! — продолжал паниковать он.

— Рауди, умоляю… Я понимаю, что вам трудно, но, пожалуйста, доверьтесь мне.

— Хорошо. — Он побелел как мел. — Но только, ради Бога, чуть помедленнее.

— Мы и так едем наполовину медленнее, чем разрешается.

Элисон сделала все от нее зависящее, чтобы отвлечь Рауди разговорами о деле, но ей мешала его убежденность, что Квинтон опережает их на шаг. Эта уверенность очень беспокоила Элисон. С уличным движением у Рауди могут быть свои счеты, но дело он раскручивает неплохо. Оставалось только молиться, что на сей раз ее подопечный Шерлок ошибается.

— Осторожно! — снова не выдержал он. — Нам надо добраться до больницы целыми. Пожалуйста!

— Может, вы и правы.

— В том смысле, что едем слишком быстро?

— В том смысле, что уже слишком поздно. Джеймс Темпл из ФБР сказал, его люди уже обзвонили все больницы. Пациента по имени Райская Птичка нет ни в одной.

— Если, конечно, она назвалась этим именем.

— И никого, кто подходил бы под описание женщины в желтой фуфайке и джинсах, тоже нет.

— Тише, тише, пожалуйста. Может, вернемся домой и попросим, чтобы все документы показали мне?

— Вы сами говорили, что на девяносто процентов работа детектива сводится к просеиванию следов. След у нас есть — ближайшая психиатрическая лечебница. Квинтон в ней когда-то работал. И если вы ошибаетесь и он ее не захватил, только преследует, если вообще преследует…

— Ну это-то точно, — повернулся к ней Рауди. — Ни малейших сомнений.

— Потому что между ними что-то было раньше, — протянула Элисон.

— Нет, не поэтому, а потому что она седьмая и самая красивая из тех, кого он должен отдать Богу.

— И вы уверены, что это Птичка? На том единственном основании, что она исчезла….

— Мне кажется, она ему нравилась и он пытался ее изнасиловать, — сказал Рауди. — А теперь задумал завершить несделанное, убив ее. Все сходится, все детали. Осторожнее, осторожнее!

Его прямота ошеломила Элисон.