Обреченные обжечься

Стоя в “кармане” возле палаты Хьюи, я допивала свою утреннюю дозу горячего кофе в закрытом пластиковом стаканчике. Естественно я купила его вне этих мрачных стен – мне пришлось стоять с утра пораньше в лондонской очереди за кофеином. Это утреннее пребывание в очереди не успокаивало. Недолюбливаю я толпу. Да её в принципе мало кто любит.

Оторвав взгляд от дождевых капель на окне, я задрала локоть кверху и посмотрела на наручные часы. Десять ноль пять. Белла должна была появиться ровно в десять. Это на неё совсем не похоже. Во всяком случае, на неё прежнюю. Сколько её помню, она никогда не опаздывала.

Я вышла из кармана и сразу же остановилась. Изабелла, потирая пальцами левой руки тыльную сторону правой ладони, стояла напротив автомата со сладостями (сколько она уже здесь?). Она словно не знала, что именно ей купить, но я знала, что она ничего не собирается покупать. Она просто волнуется.

– Изабелла, – наконец произнесла я, не опуская своего стакана с кофе.

– Таша? – её голос прозвучал предательской хрипотцой, и она сразу же тихо откашлялась. – Я не знала, что ты уже здесь.

Хотела бы я ответить, что я всегда здесь, но уже почти месяц я делила своё время между Хьюи и работой. Хьюи говорит, что это даже хорошо, что у меня есть жизнь вне стен его палаты, но лично я ничего хорошего в этом не вижу. Для меня всегда будет мало времени, проведенного со своим старшим братом. Целое упущенное детство. Безвозвратно упущенная жизнь. Самый большой кусок торта…

Мы с Беллой были одни. День встречи с остальными членами семьи её сестры уже был назначен, так что никто не рвался нарушить наше “свидание на троих”, за исключением Пандоры, естественно. Однако наша “старушка” попала в утреннюю пробку и теперь круто опаздывала, так что начало – хвала! – она определённо пропускает.

– Пойдём, – наконец произнесла я, после чего уверенно развернулась и направилась к палате Хьюи.

– Ты его предупредила? – поспешно поинтересовалась идущая за моей спиной Белла.

– Да.

– И как он отреагировал?

– Сейчас узнаем, – взявшись за дверную ручку, я посмотрела на Изабеллу. Я хотела у неё спросить, зачем ей это – зачем встречаться именно с Хьюи, ведь есть и другие родственники – но в последний момент решила промолчать и остаться наблюдателем.

Я открыла дверь и переступила порог палаты. Хьюи сразу же встретился со мной напряжённым взглядом. Вслед за мной вошла Белла. То, что произошло дальше, поразило меня так, как меч короля Артура поразил камень – однажды и до тех пор, пока его оттуда не вынет достойная рука.

Неожиданно широко заулыбавшись наивной детской улыбкой, Хьюи с замиранием произнёс: “Мама”, – после чего приподнял руки, словно пытался со своего места дотянуться до вошедшей в его палату женщины.

– Нет, Хьюи, это не мама, – мгновенно заняла оборонительную позицию я. – Я ведь тебе уже говорила. Это Изабелла.

Хьюи меня не слышал. Он продолжал широко улыбаться и тянуть руки к вошедшей женщине. Лишь спустя несколько мгновений я заметила, что она улыбается ему в ответ не менее широкой улыбкой. Почему? Зачем она это делала? Она ведь была предупреждена о том, что это не её сын, так почему она взяла его за руки, вместо того, чтобы опровергнуть его заблуждение? Амнезия – странная штука, но ведь Хьюи, в отличие от Беллы, ей не страдал. Он знал, что мамы больше нет, и всё равно он называл эту женщину Нашей матерью.

Моё сердце онемело, и боль начала отдаваться пульсирующей наковальней у меня в висках.

Пандора приехала в компании с Айрис как раз к моменту, когда я на последних силах держалась, чтобы не открыть рот и не закричать так громко и протяжно, чтобы меня было слышно в каждом, даже самом отдалённом уголке пасмурного Лондона. И всё же, для поддержки своего непробиваемо-ледяного образа, после появления Пандоры с Айрис я задержалась ещё на несколько минут, беспощадно испытывая свои нервы на прочность.

Спустя пять минут я, на вопросительный взгляд Пандоры, ответила:

– Он наотрез отказывается называть её Беллой, – пожала плечами я, словно не замечая, что Хьюи и Белла тоже присутствуют в этой палате.

Хьюи и вправду наотрез отказался называть Изабеллу её именем, нарочно называя её исключительно мамой и никак иначе, из-за чего у меня уже двадцать минут как разрывались в кровь ушные перепонки и душа.

– Но, Таша, это ведь мама! – Хьюи врезался в меня невыносимым взглядом проницательного ребёнка, которого не понимет глупый взрослый, но я отказывалась верить его душераздирающим глазам. Он держал за руку Изабеллу и называл её мамой. Непростительно. По крайней мере в эту самую секунду я не могла его простить за это. – Как же ты не понимаешь? – не желал униматься он. – Почему не видишь?! Она совершенно не похожа на тётю Беллу! Это мама!

– Так, всё, с меня хватит, – не выдержала я, зачем-то посмотрев на наручные часы, что и стало для меня спасительной ложью. – Я опаздываю на работу.

Поспешно произнеся эти слова, я, словно ошпаренная, вылетела из палаты.