Обреченные обжечься

Говард был родом из небольшого городка в Ирландии, но уже в двадцать пять лет имел собственную квартиру в Дублине, а к тридцати годам стал владельцем весьма впечатляющей усадьбы у лесного озера. После развода родителей Джек все свои летние каникулы проводил именно в этом доме, до тех пор, пока Белла не пропала без вести. Тем летом он навсегда остался жить в отцовском доме.

На момент исчезновения Беллы Джеку было пятнадцать лет. Сейчас ему двадцать пять и, не смотря на свой возраст, он уже собирается жениться. В последний раз я виделась со своим кузеном три года назад. Тогда он приезжал из Дублина в Лондон на пару недель. У нас с ним с детства были хорошие отношения и всё же с каждым годом мы общались всё меньше и меньше, что, скорее всего, печалило больше его, чем могло бы огорчать меня.

Сегодня, ещё издалека увидев его среди аэропортной толпы, я узнала его с полувзгляда, и он узнал меня тоже. Он был копией своего отца, и всё же его глаза безраздельно принадлежали его матери. Странное сочетание жесткости и красоты, особенно когда последняя побеждает первое. За три года он определённо стал выше, превзойдя мой рост минимум на полголовы. Сейчас он стоял в компании миниатюрной и очень миловидной голубоглазой блондиночки, которая, словно боясь аэропортной толпы, одной рукой крепко держалась за его локоть, а второй сжимала его пальцы в своей ладони.

Я явилась в аэропорт с Пандорой и Айрис. Слишком маленькая компания, как для семьи, которая провела в муках ожидания и надежды целое десятилетие. Генри, узнав о нахождении Беллы, едва с ума не сошёл от счастья, однако мощи его желания увидеться с ней “немедленно” не хватило, чтобы он смог хотя бы на сутки отлучиться от Мии. Все понимали, что это невозможно.

Однако обиднее, чем Генри, было Пени. Руперт, Рэйчел и Барни дружно заболели ветрянкой, и из-за их высокой температуры и отсутствия в городе родителей Руперта их просто невозможно было оставить одних. Пени, вместе с нами всеми, переболела ветряной оспой ещё в детстве, так что она была единственной, кто теперь мог присмотреть за ослабленным иммунитетом своей семьи, которая, превозмогая повышенную температуру, всё ещё находилась на пике болезни.

Амелия, в силу своего возраста, не могла ни приехать в аэропорт, ни обеспечить полноценный присмотр за семейством МакГрат, так что ей оставалось лишь смиренно ждать встречи с “находкой”. Отец же напротив, долго искал повод не приезжать сегодня на встречу, даже предлагал Пени посидеть с её больными, однако все прекрасно понимали, что он не справиться с болезненным состоянием малышей. В итоге он, посмотрев мне в глаза, сжал кулаки и произнёс короткое, резкое “нет”. Я ничего от него не требовала, поэтому сначала была удивлена, что это “нет” он сказал именно мне, но позже поняла. Это было для него невыносимо. И теперь речь шла не о моей внешней схожести с матерью. Речь шла о том, что Белла, точная копия любви всей его жизни, внезапно воскресла и теперь возвращалась домой, и осознание того, что сестра Изабеллы, его всепоглощающая любовь, его Стелла никогда к нему не вернётся и никакое чудо тому не поможет, сейчас разрывало отцу сердце. Я его понимала так, как не понимал никто, однако от этого мне становилось только ещё больнее. И за него, и за Беллу, и за себя… Я как никто другой осознавала, каково это – быть чьей-то копией. Копией сестры, убивающей себя наркотиками, или копией матери, преждевременно и безвозвратно вычеркнутой из жизней родных тебе людей, и твоей. Во мне всю жизнь кто-то видел Мишу, кто-то видел Стеллу, и из-за их отражений во мне никто не мог рассмотреть меня… Белла не сможет вернуться в нашу семью. Никогда. И виной не её сходство со Стеллой. Виной невозможность отца смириться с тем, что он всё это время, словно безумный, верил в то, что Стелла, не смотря на надгробный камень на её могиле, жива, а живой в итоге оказалась Белла. Он скорее умрёт, чем поверит в то, что ошибся. Отец год за годом твердил мне о том, что слышит “пульс жизни” Стеллы, в то время, как мы вместе, хотя и врозь, приносили цветы на её могилу. И вот теперь появляется живое доказательство того, что отец должен смириться с тем, что Стеллы-больше-нет. А её точная копия есть…

Это боль. И не только для отца. Я сама до сих пор не представляю, как смогу пережить встречу с оболочкой моей матери, в которой теплится душа другого человека. Даже я, не смотря на всю глубину своего понимания боли сестры-близняшки, в которой видят кого угодно, кроме её самой, страшусь тех эмоций, которые могут возникнуть в моей грудной клетке, когда я увижу Её. Поэтому я всё утро напоминала себе о том, что “это не мама – это не мама – это не мама – не мама – не мама…”. Надеюсь, что эта мантра сработала. Иначе мне будет туго.

Когда мы подошли к Джеку и его невесте, из нас троих только Айрис пребывала в приподнятом настроении, у нас же с Пандорой так сильно дрожали колени, что мне даже казалось, будто я слышу клацанье наших коленных чашечек.

– Таша! – Джек первым делом обнял меня. – Ты ничуть не изменилась.