Обреченные выстоять. Мужские расказы

С Галкой работать было легко – опытная, артистичная, двое своих малышей – Виктор с ней словно наяву становился реальным Дедом Морозом: так она могла увлечь. Сразу всё получалось, всё само клеилось, даже импровизации не зависали. Но в жизни они не особо ладили. С другой стороны, и повода не было ладить-то: встретились, отрепетировали, разбежались; встретились, отработали, разошлись – чего им делить? «Оформите, пожалуйста!» – вот и всё. После отработанных часов Галка всегда спешила домой, часто за ней муж приезжал к последней адресной «точке».

А Виктору сильно спешить было и некуда – семьи не было; при этом пить – так он не пил, курить – не курил, молчун-молчуном вне образа, а, стало быть, повода и задерживаться на работе для себя не видел. Нечисть дома была в зимней спячке, и за неё он не беспокоился. Пойти по гостям – да не к кому. И не с кем. Как-то не складывалось. Иногда ему казалось, что те роли, которые он играл на сцене в маленьком театре и в залах по «коммерческим» приглашениям – они и были его сутью, его многоликим «я». Глаза зрителей служили наградой, глазки Нечисти – признанием, а глазок в дверях – ожиданием, которое вот-вот грозилось перерасти в вечное…

– Приехали! Парадный здесь. Не забудьте оформить.

Интерьер детского дома разительно отличался от тех, что он привык посещать по работе. В первое же мгновение в нос ударил запах: аромат кухни, где всегда готовили много. Вперемежку с запахом чистого белья. И каких-то лекарств. Этот запах странным образом его тут же будто окутал и вызвал в памяти такой же примерно маленький коридорчик, лестницу с низкими перилами и маму, которая уговаривала: «Витя, ты уже взрослый и понимаешь, что когда дети болеют, их оставляют в изоляторе. Я после работы обязательно тебя заберу!» И он – совершенно не желающий ничего понимать, совершенно не желающий никаких изоляторов и никаких болезней – он просто хочет быть с мамой, дома. И поэтому гундосит сквозь сопли и слёзы: «Мамочка, не уходи, ну пожалуйста, мамочка моя..!»

– Виктор, чего встал? – вдруг вывел его из оцепенения голос сзади.

– А? Да, да, иду…

И здесь, в этом кирпичном тёплом здании брежневских времен, было на удивление тихо: никто не бежал их встречать, никто не свешивался с перил крохотных межэтажных площадок, никто не спрашивал про подарки. На стенах висели детские рисунки – где-то яркие и красочные, а где-то хмурые и очень-очень-о-своём.

Но их ждали!

Галина, по традиции, начинала первой. Здесь они должны были отработать по несколько сокращенной, «бюджетной», на их слэнге, программе, поэтому Виктор просто постоял несколько минут за дверью, облокотившись на чисто выкрашенную голубую стену, с трепетом вдыхая давно забытый запах советских яслей. А когда настал его черёд появиться, то был удивлен внутренней теплотой, царившей по ту сторону двери.

В просторном и по-праздничному прибранном зале стояла невысокая, но со вкусом наряженная ёлочка: без излишеств, с минимумом необходимой мишуры, переливающаяся весёлыми огоньками. Дети сидели на стульчиках и в креслах вдоль двух разрисованных снежинками стен, и дружно захлопали при его появлении. Вначале он никак не мог сообразить, что же выбивалось из общего привычного фона, и с воодушевлением наслаждался ролью доброго и заботливого Деда Мороза. Детские глаза, как обычно, были полны простодушного восторга. Ребята также дружно водили хоровод, прыгали, смеялись – лишь возраст не был у всех одинаковый, но и это в их специфичной среде дед-морозов считалось нормальным, при обилии-то частных «урезанных» садиков. Только к концу представления его осенило – резко, неожиданно, он даже запнулся на какой-то фразе, но при профессиональной поддержке Снегурочки это вышло не то чтобы незаметно, а вполне в тему и очень забавно.

В этом зале не было искренне улыбающихся, слегка озабоченных успехом каждого из маленьких участников, лиц.

Дед Мороз готов было вскричать размеренным речитативом: «А-где-же-ва-ши-ро-ди-те-ли?! Ну-ка-да-вай-те-ка-мы-их…» Но вовремя осёкся и выкрутился, заменив фразу какой-то… ничего не значащей… в этой… игровой ситуации… репликой.

Позже, сидя в детской раздевалке на низкой скамеечке и переводя дух, посреди деревянных, покрытых светлым лаком кабинок, он вспомнил и этот эпизод, и восхищенный взгляд Галины, который, казалось, говорил: «Браво, маэстро! Браво, ты гений!»

Ребят после представления увлекли в столовую, Галка пошла оформлять акты в директорский кабинет, а он, движимый непонятной и жгучей до слёз ностальгией, заскочил в эту пропитанную детскими надеждами комнатушку и сидел, рассматривая сиротливо выставленные для чьего-то обозрения поделки: пластилиновую лепку, комбинированные натюрморты, вклейки, раскраски.

Неожиданно в одной из кабинок что-то зашуршало, и дверца медленно приотворилась. Сквозь образовавшуюся щель Виктор различил маленький нос и блестящий глаз, пытливо уставившийся на него.