Обреченный

— Ты далеко зашел, парень. Сначала ты убил моего отца Асхаба. Потом убил моего брата Руслана. А у него трое детишек осталось. Они не будут помнить своего папу. Ты очень задолжал нашему роду. И потому одной твоей смерти нам будет мало. Если ты женишься, мы изнасилуем и убьем твою жену. Заведешь детей — порежем их на части. Если уцелеют, то убьем детей твоих детей… И так будет всегда. Кровная месть… Ты слышишь меня?

— Да, слышу. Приходи ко мне. Мы сейчас убьем друг друга и на этом остановимся. Зачем ждать?

— Ожидание казни — это тоже казнь. Я еще напомню о себе. До свидания, федерал Саша Шелестов!

И короткие гудки.

Прислушиваясь к себе, он сидел неподвижно некоторое время, потом вдруг со злостью пнул моток репшнура, валяющийся под ногами. Отличная веревка, подумал он. В Подмосковье, где нет ни одной скалы, она пригодна лишь для того, чтобы сушить на ней белье. Или, чтобы повеситься.

У него не было сил раздеться, и его хватило лишь на то, чтобы намочить в рукомойнике платок и прижать его к виску. Завтра будет утро, а потом опять наступит вечер, подумал он. А потом вновь нагрянет утро, за которым последует вечер. За ним, в свою очередь, приползет новое утро, на хвосте у которого будет уже болтаться вечер, в задницу которого непременно вцепится утро, за которым будет плестись вечер… Мудрая закономерность. Ожидание казни. Вот только ждать ее придется очень долго. Лет десять. Или пятнадцать по совокупности. Завтра утром Шелестов пойдет в прокуратуру. Наверное, завтра он пойдет в прокуратуру…

За стенкой загремела музыка. По коридору шли тяжелые ноги, дрожала стена. За окном сыпал снег. У столба целовались.

Кому я нужен, кроме как следователю прокуратуры и человеку, который мне сейчас звонил? Один хочет предать меня суду, второй — убить меня. Какая нелепая, бессмысленная жизнь! Мое предназначение — расплачиваться. А я мечтал о любви, хотел посвятить себя одной-единственной женщине на планете, а теперь мечтаю о том, чтобы поскорее свершился надо мной суд — людской или Божий. Обернуться? Побежать назад, чтобы попытаться начать всё сначала? Ведь я же нашел свою единственную и неповторимую…

Обреченный снял со шкафа коробку с продуктами. Откупорил водку, налил до краев в чашку, на дне которой засохло кофе.

Галька ее звали, вот как ее звали!.. Стас был прав, с нее все началось. На фестивале в Старой Крепости я был уже другим человеком. Там были Маслина, Бродяга, кажется, Бор… Где сейчас Галька, эта милая, чистая, непорочная девочка? Где ты, гладенький и теплый морской камешек? Теплый и гладкий, но твердый и непокорный. Галька, Галька, милый мой человек, море мое нежное, небо мое голубое, глазки мои светлые, руки мои нежные, слезы мои горькие…

Он выпил.

Как жестока память, эта подлая и злая старуха! Где ж ты раньше была, баба Яга? Ты пришла теперь, чтобы сделать мне больно, чтобы судить за прошлое? Но теперь я знаю точно, что не убивал старика. Его убил Лисков, трусливый и лживый подонок.

Он снова налил и выпил.

Галька, Галька, камешек морской. Ты добьешься своего, ты спасешь мир от апокалипсиса. В тебе столько доброты, что люди, стоящие рядом с тобой в метро, идущие за тобой следом по улице, вдыхающие один с тобой воздух, живущие на одной с тобой планете, рано или поздно почувствуют эту доброту как тепло, как яркий свет, исходящий от тебя. Ты преображаешь мир уже только тем, что ты есть в нем, и помыслы твои чисты и искренни, и не угасает в тебе готовность любить и жертвовать собой ради любви. Только в этом вечный смысл всех потуг, которые я когда-то принимал за жизнь.

Жаль, что о тебе я вспомнил так поздно.

Прав был Генка — счастливее всех оказались те, кто не вернулся с Войны.

Если бы всегда так легко можно было бы сделать себя счастливым!

Галька, Галька, камешек морской…

Глава 50

Камешек морской сидел под дверями комнаты. Какой-то мужик в тельняшке вынес ей табурет. Кто-то предложил поужинать, но она отказалась.

— Странно, — сказал тот, что был в тельняшке. Прижался ухом к двери, послушал, потом постучал — в сотый раз, наверное. — Странно. Я видел, как Саня пришел, но как уходил…

— Смотрите, — сказала Галька, доставая из сумочки удостоверение личности Обреченного и показывая фотографию. — Это он?

Из кухни тянуло запахом жареной колбасы и яичницы. Из соседней комнаты пробивалась музыка. По коридору ходили мужчины. Все они знали Обреченного, видели его каждый день и имели счастье здороваться с ним за руку.

— Странно. Спать он всегда поздно ложится. А если где-то на этаже, то комнату не запирает. Там у него кроме веревок и крючьев красть нечего… Да, задачка. Может, вы в холле посидите, там телевизор?

— Кого ждем?

— Шелестова. Не видел?

— Приходил час назад.

— Я тоже видел, что приходил.

— Не открывает? Может, с улицы покричать?

— Толку-то от этих криков!

— Куда же он подевался? В доме офицеров фильма сегодня нет — пятница.

— Ждать надо. Придет, никуда не денется.

Галька вдруг вскочила, рванула на себе застежки пальто.

— Я хочу воды!

— Вам плохо?

— Здесь душно. Где окно? Господи, где же здесь окно?

— Вы побледнели! Давайте выйдем на улицу!