Обреченный

Шелестов подвел его к раковине, доверху наполненной водой, и без усилий окунул голову убийцы. Тот стал биться всем телом, поджимать ноги и, наконец, упал на пол. Он схватился за горло, судорожно хватая посиневшими губами воздух.

— Что тебе надо? Хочешь денег? Если я скажу, мой брат тебя не тронет! Оставь меня! Мы в расчете!

— Свои поганые расчеты будешь проводить на рынке, — процедил Шелестов, не позволяя петле ослабнуть. — Сейчас мы пойдем в прокуратуру, и ты признаешься следователю в убийстве Гусева.

— Ни в чем я признаваться не буду! Попробуй доказать!

Шелестов изо всех сил дернул за ремень. Усатый, словно пес на поводке, сдавленно вскрикнул и побледнел.

— Ты не мужчина… — хрипел он. — Открой дверь и покажи свою доблесть… А мы с братом давили вас и давить будем, пока живы… Я… я…

Шелестов наступил ботинком усатому на лицо и еще туже затянул петлю.

— Сейчас мы пойдем в прокуратуру, и ты признаешься, — бормотал он исступленно, — ты честно расскажешь обо всех своих гнусных преступлениях. А потом ты, тварь, предстанешь перед судом, чтобы все люди увидели, как выглядит мстительное кровожадное животное в человеческом обличье. Иначе я буду душить тебя, буду бить тебя, буду топить тебя, как колорадского жука…

Вспышка необузданной ненависти медленно угасала. Шелестов выпустил из рук ремень, когда распростертое на полу тело перестало извиваться и корчиться. Шелестов упал перед ним на колени, ударил по щеке ладонью, еще, еще раз, а потом обхватил пальцами сонную артерию.

Усатый был мертв.

Будь ты проклят, животное! — подумал он, еще не до конца осознавая, что натворил. Вскочил на ноги, огляделся по сторонам, быстро взобрался на перегородку, выбил кулаком решетку в вентиляционной шахте, влез в нее и стал быстро подниматься по металлическим скобам на крышу.

Глава 47

Только когда ему стали задавать вопросы, Стас понял, сколько еще белых пятен в его открытии. Может ли он утверждать, что в недалеком будущем глиому можно будет успешно лечить исключительно сеансами психотерапии? Кто менее подвержен этой болезни — люди с бедными эмоциями, меланхолики, или же вспыльчивые, неуравновешенные типы? Можно ли утверждать, что страсть, пылкую влюбленность человеку насаждает его собственный организм, который таким образом включает защитный механизм против опасных болезней?

В фойе института гид сказал Стасу:

— Гонорар вы можете получить уже сейчас.

— Как, мне еще и гонорар полагается? — искренне удивился Стас, вытирая лоб платком, из которого еще не выветрился терпкий запах духов Даши.

Через полчаса он сидел на заднем сидении легкового автомобиля, пытаясь затолкать пухлый бумажник в нагрудный карман пиджака.

— Куда? — обернувшись, спросил гид. — В гостиницу? В магазин?

— В котором часу у меня самолет?

— У вас еще почти три часа.

— В гостиницу!

Через минуту, которую он провел в глубокой задумчивости, Стас сказал:

— А вообще-то, давайте заедем в магазин.

Гид тронул водителя за плечо и что-то сказал ему. Автомобиль притормозил.

— Что вас интересует? Аппаратура? Одежда? Парфюмерия?

— Подвенечное платье.

Гид не сразу понял последние слова Стаса, попытался даже воспользоваться карманным разговорником.

— О! Поздравляю! Вы женитесь?

— Еще не знаю… Не уверен… — покрутил головой Стас. — Это так, на всякий случай.

Гид был очень озадачен, и пока машина не подъехала к магазину для новобрачных, не задавал больше никаких вопросов.

В магазине возникла проблема с размером платья, но ее быстро решили, когда подвели к Стасу четверых девушек-манекенщиц, и он выбрал ту, которая фигурой больше других напоминала Дашу. Продавцы вместе с гидом дружно аплодировали, глядя на миниатюрную манекенщицу такими восторженными глазами, будто это она готовилась венчаться с русским ученым. И когда Стасу поднесли белое шелковое платье, расшитое жемчугом и сверкающее дорогой бижутерией, он невольно сел на диван, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Глава 48

Месяц для Гальки был слишком большим сроком, и она позвонила в управление кадров через три недели. Ей, наконец, повезло и, разговаривая со Стопарем, она проклинала в уме себя за то, что не позвонила раньше. Она вылетела из телефонной будки, с грохотом распахнув дверцу. Уже был конец рабочего дня, стемнело, но она решила ехать к Обреченному сейчас же, сию минуту и, прижав сумочку к груди, побежала к ближайшей станции метро.

Глава 49

Стало темнеть, но Обреченный не зажигал свет. Он сидел на койке, под ногами валялась куртка, из-под ботинок вытекала лужица талого снега. Он наклонился к тумбочке, выдвинул ящик, на ощупь поискал анальгин, но не нашел. Он уже давно не принимал болеутоляющее и, должно быть, не сохранилось ни одной таблетки.

Зазвонил телефон. Обреченный поднял трубку. Несколько мгновений он слышал лишь чье-то частое и шумное дыхание. Затем незнакомый голос: