Обреченный мир

Несложно создать прибор, способный уловить переход в менее развитую зону вроде той, что прежде занимала территорию Напасти. Тонкие механизмы не выдержат, когда микроскопические ошибки превратятся в непоправимые. Часы начнут отставать, потом остановятся. То же самое случится с поршнями и другими подвижными частями двигателя внутреннего сгорания «Репейницы». Сбои в работе техники предупреждали о биологических изменениях, которых следует ждать при углублении в зону. Куда сложнее создать инструменты, способные регистрировать перемещение в обратную сторону. Пыхтящие двигатели «Репейницы» не остановятся даже в зоне, где их сочтут технологическим анахронизмом. А для пассажиров корабля эффект будет не лучше, чем при движении в сторону регресса. Люди умеют приспосабливаться, основная зона пребывания с самых первых дней влияет на внутриутробное развитие. Сознание взрослых в значительной мере подстроено под ее характеристики. Наследственные факторы также играют роль, ведь предки многих жили в условиях только одной зоны. Со временем каждая обитаемая зона выбирает самых активных и плодовитых.

Несколько инструментов в рубке реагировали на переход в зону прогресса, но это были крайне сложные как в применении, так и в обслуживании приборы. Поэтому относились к ним с эдаким снисходительным уважением, как к жадной до внимания примадонне в оперной труппе. Бывалые авиаторы больше доверяли зебровым амадинам, которых разводили в Рое. Эти птицы переставали петь, а потом и падали с жердочек задолго до того, как зональный переход чувствовали люди. Птичий щебет прекрасно сочетался с гулом и треском приборов.

Все было в порядке. Птицы вели себя активно, приборы радовали нормальными показаниями, как и часы, которые постоянно сверяли с часами на других кораблях. Никаких изменений пока не наблюдалось и в целом флоте – от «Репейницы» до основной части Роя и последнего корабля арьергарда. Отступи Напасть лишь на сотню лиг, неоспоримые доказательства проявились бы уже сейчас. Нет, пустошь наверняка сместилась лиг на сто пятьдесят, а то и дальше, изменив географию целого полушария.

После полудня «Репейница» углубилась в пустошь настолько, что даже Глушь стала мрачной серо-зеленой полосой на горизонте. Внизу виднелись сплошные вода и камни – однообразный пейзаж напоминал непрерывно прокручивающийся фильм. По крайней мере, так казалось Кильону, несколько часов простоявшему на смотровой палубе. Лес тоже бывает однообразным, но это однообразие обилия, а не оскудения. Здесь же Кильон видел мир, ободранный до костей, не лицо, а оголенный череп.

После заката Рой скорость не сбавил, хоть и углублялся в незнакомую территорию, не опираясь даже на самые схематичные планы. Днем «Репейница» набрала максимальную рабочую высоту, высматривая на горизонте препятствия – метеосистемы и горные цепи, которые придется облетать. На длинных тросах подняли шары с автоматическими камерами и локаторами для наблюдения.

В чистом небе ничего угрожающего не просматривалось, поэтому решили и дальше лететь на нормальной скорости, полагаясь исключительно на данные гироскопа и астрономические координаты, чтобы не сбиться с курса. Если днем на корабле царила напряженность, то к вечеру она сменилась паникой. С приборов в рубке не спускали глаз. Амадины ночью спят, клетки завешены черной тканью – птицы зонального сдвига не ощутят. Экипаж теперь целиком и полностью полагался на капризные, сложно настраиваемые приборы. Ну и разумеется, на собственную физиологическую реакцию. До сих пор показания приборов и внешние условия отличались стабильностью, но остро чувствовалось, что рано или поздно ситуация изменится. Кильону об этом говорила мрачная безысходность, написанная на лицах авиаторов, которые сновали туда-сюда, передавая на мостик свежие показания датчиков. Эти люди словно готовились отправиться на край света.

Бездельничать Кильон себе не позволял. Он радовался, что собрал и переправил ящик с лабораторной утварью и реагентами до вмешательства Спаты, ведь иначе борг многое уничтожил бы при побеге. Ожидая, когда оценят ущерб, Кильон тем временем работал над новыми партиями сыворотки-15, очищая ее для доставки в город. А когда химические реакции не требовали его наблюдения, оказывал посильную помощь в составлении карт. На «Репейнице» не хватало людей для контроля всех аэрофотокамер, и экипаж Куртаны охотно пользовался услугами Кильона. Обслуживать стереоскопическое оборудование для фотосъемки было несложно. После того как авиаторы разъяснили основные принципы, Кильон загрузил и проявил сотни фотопластинок, фиксируя положение корабля и высоту полета согласно показаниям приборов из рубки, чтобы соотнести каждый двумерный снимок с картами, которые параллельно составлялись вручную. Кильон сосредоточивался на значимых наземных объектах – крупных озерах, заметных участках обесцвечивания минералов или обнажения горных пород, которые можно будет считать ориентирами, если перелеты Напасти когда-нибудь станут обычной практикой.