Обречённый на любовь

- Ну, все! - сказал он, убирая термос. - По местам!

Довгошей скрылся в подсобке, прихватив с собой стул, повозился немного, выбирая позицию, с которой бы полностью обозревался вестибюль, и затих. Видно его не было.

Калинов сидел за столом и смотрел сквозь стекло на улицу.

Там спешили по своим делам все еще многочисленные прохожие. Он знал, что они не видят его, но ему все равно было не очень уютно. Впрочем, он понимал, что дело не в прохожих; просто таинственный убийца неотвратимо приближался, гоня перед собой холодную волну тревоги. И было непонятным лишь одно: почему, кроме Калинова, больше никто не ощущает ее? И что случится, если он выключит дисивер?

Минута бежала за минутой. Тревога ширилась, нарастала. Довгошей в подсобке словно умер. И Калинов вдруг осознал, что боится. Ощущение было неприятным, и, чтобы отвлечься, он стал рассматривать прохожих, пытаясь угадать, которая из фигур окажется тем, кого они ждут. Люди шли себе мимо мертвого здания, не проявляя к нему никакого интереса. Может, кто-то и удивлялся, почему этим вечером здесь этакая праздничная уличная иллюминация, но внешне удивление ни в чем не выражалось.

И поэтому, когда один из прохожих целеустремленно направился к зданию, Калинов сразу обратил на него внимание. Одинокая фигура приблизилась к двери. Человек присел на парапет короткой лестницы, ведущей к входу, и замер.

Проверяет, нет ли хвоста, подумал Калинов и сказал негромко, словно боялся, что убийца его услышит:

- Володя! Вот он!

- Вижу! - отозвался Довгошей.

Тревога вдруг превратилась в полновесный страх за свою жизнь. Калинов приоткрыл правый ящик стола и достал парализатор. Опустил руку с оружием вниз. Человек встал с парапета и приблизился к двери.

Сейчас достанет отмычку, подумал Калинов и тут же понял, что неизвестный здесь, внутри в вестибюле. Калинов тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, но глаза твердили: человек проник в здание, не отпирая замка. Вот он, стоит, в метре от дверей, не оглядываясь по сторонам, делает шаг вперед, еще один...

А страх, обуявший душу Калинова, вдруг превращается в смертный ужас. И нет никаких сил поднять парализатор...

От входа до стола двадцать пять шагов, и убийца неторопливо, размеренно переставляет ноги. Левая... правая... снова левая... опять правая... Ужас нарастает...

- Прости меня, Игорь, - говорит убийца равнодушно.

- Что вам нужно? - шепчет Калинов трясущимися губами.

- Прости меня, Игорь, - повторяет убийца, и Калинов вдруг понимает, что человек ему знаком. Где-то он видел эти глаза, эти губы, эти волосы...

Убийца уже одолел половину расстояния до стола, и Калинов видит, что в его руках нет никакого оружия. Ужас нарастает...

У Калинова прерывается дыхание, словно холодные лапы сдавили ему горло, но он находит в себе силы поднять парализатор. Разряд с шипением впивается в грудь неизвестного, но тому хоть бы что!.. Защита, понимает Калинов и, подняв парализатор выше, всаживает разряд прямо в лицо врага. Человек даже не мигает, он по-прежнему размеренно, как робот, переставляет ноги. Шаг, другой... Холодные лапы уже касаются сердца Калинова, и он вдруг понимает, что никто его убивать не будет, что через одну-две секунды он попросту умрет от страха. Он роняет парализатор на стол и тянется к выключателю дисивера.

Одна за другой, вестибюль прошивают молнии из Довгошеевской пушки, но неизвестного они совершенно не трогают; он даже, кажется, не замечает их. Довгошей стреляет еще раз и еще, а Калинов наконец касается кнопки выключателя. И с облегчением переводит дух...

Смертный ужас исчез, а вместе с ним исчез и таинственный пришелец. Вот только что он стоял тут, на этом самом месте, в пяти шагах от Калинова...

Калинов растерянно оглянулся вокруг. Довгошей вылез из своей засады и с оторопелым видом рассматривал обожженную выстрелами стену.

- Господи! - воскликнул он. - Неужели из пяти выстрелов я ни разу не попал?!

- Ты попал! - сказал Калинов. - Ты попал все пять раз!.. А еще два раза попал я!

Он подошел к двери и осторожно потрогал черное пятнышко на стекле, в том месте, куда угодил разряд парализатора. А вот, чуть выше, еще одно, след второго выстрела.

- Господи! - снова воскликнул Довгошей. - Как же можно с нашим оружием ходить на привидение?!

- Привидение? - удивился Калинов. - Почему привидение?

- А кто же еще может так выглядеть?

Калинов ничего не ответил. Он прислонился лбом к холодному стеклу и постоял так, успокаивая дыхание и стараясь загнать в грудь рвущееся наружу сердце. Потом подошел к Довгошею и проговорил:

- Рассказывай подробно, что видел. Почему ты решил, что к нам явилось привидение?