– А чего у тебя посуда немытая в раковине?
– Не хотела и не мыла, – скривилась Юля от запаха перегара. И отошла на другой конец кухни. – Тебе со службы звонили. По-моему, сам комдив.
– Багратов? Что говорил?
– Спрашивал, где ты и почему на службу не ходишь.
– И что ты ему сказала? – Саша навис над столом.
– Не переживай! Не разрушила я твою дурацкую легенду. Сказала только, что горе семейное у нас.
– Ты зачем сказала?
– А что я должна была говорить? Тебе все равно как-то пришлось бы объяснять причину твоих прогулов и пьянства! Ты же так любишь свою службу, чего ж ты шляешься где попало?
– Ты думаешь, мне легко? Юля! Моя семья разрушена, ребенок родился больным!
– Бедненький! – передразнила Юля.
– А чего ты грубишь? Что за тон, Юля? Еда есть спрашиваю?
– Нет!
– А что ты делала-то? Ты готовить собираешься вообще?
– Тебе надо, ты и готовь! – Юлю сорвало. – И не подходи ко мне! От тебя разит бомжатником и выпивкой!
– Юля, ты охренела? Чего орешь? – Саша попытался схватить ее за руку.
– Хочу и ору! Не трогай меня! – она стряхнула с себя руки мужа. – Мне надоело все это!
– Что «это»?
– Твое пьянство, вечная перегарная вонь в квартире, твоя мамаша, которая считает, что вправе залезать мне в душу и воротить там, что ей хочется! Мне противно! Смотрю на тебя и забыть не могу! Ты заставил меня сделать это! Это ведь мой ребенок, а я бросила его!
Саша смотрел на Юлю разъяренным быком.
– Что значит, ты бросила его? – раздался Витин голос от двери и оба родителя обернулись. – Мам, он жив что ли?
Прода от 05.10.2017, 11:55
Витя в неверии переводил взгляд с матери на отца и обратно.
– Папа, что это значит? Что ты заставил сделать маму?
Саша растерянно моргнул.
– Витя…
– Мама, мой брат не умер?
Юля закрыла лицо руками. Плечи дрожали от напряжения и сдерживаемых рыданий.
– Витя, сынок, мы очень не хотели, чтоб ты переживал, – начал отец, – но ребенок действительно умер. Просто мама еще сильно расстроена…
– Пап, я все ясно слышал. Мой брат жив, и ты заставил маму бросить его?
Морозов-старший молчал. Воспаленный с похмелья мозг отказывался выдать хоть какую-то стройную версию для сына.
– Мам, это правда?
Юля не выдержала. Заплакала. Тихо. Крупными алмазными каплями катились по щекам слезы.
– Это правда… – выдохнул Витя. – Пап, а как же это? Почему?
– Он родился очень больным. Сынок, у него страшные уродства, – начал Саша.
– Какие? – сын сверлил взглядом отца.
– Синдром Дауна, – выдавил из себя Морозов.
– Подожди, пап, но по-моему это не смертельно.
– Это не все. У него сильно обезображено лицо. Это называется «волчья пасть». Он не сможет ни есть, ни пить сам. Разговаривать тоже не сможет.
– А где он сейчас?
– В роддоме, наверное. Мама написала отказ.
– То есть, вы его вправду бросили.
– Витя, не говори так! Он – урод! Он никогда не станет настоящим человеком. Он погубил бы нашу семью. Его болезнь вытрясет из нас все: деньги, здоровье, нервы. И по тебе ударит тоже.
– Пап, это как-то не правильно!
– Не правильно? А приносить ради него в жертву всех остальных – это правильно?
– То есть, пап, по твоей логике, если я завтра сильно заболею, ты меня тоже выкинешь на улицу?
– Сынок, не передергивай мои слова!
– А в чем разница, пап? Я или он? Он – урод, а я – больной? Мам, а ты что молчишь? Его надо забирать оттуда! Как можно бросить своего?
– Ты не представляешь, о чем говоришь! Ты знаешь, каково это? Кто будет отвечать за него, содержать его? Ты? Ты еще школьник. Тебе учиться нужно.
– То есть ты не собираешься?
– Нет!
– Мам, а ты что же? Ничего не сделаешь?
– Я… – Юля открыла было рот. Хотела сказать, что как раз перед Витиным приходом она думала об этом.
– Мать тоже не поедет, – перебил Саша.
– Тогда я сам заберу его!
– Ты? Кто тебе позволит?
– Не сейчас. Я узнаю, куда его отправят, а когда мне будет восемнадцать, я сам подам документы на опекунство!
– Не говори ерунды! Ты ведь даже не зарабатываешь! А для опекунства нужно соблюсти кучу формальностей и условий.
– Замечательно, значит у меня есть еще два года, чтоб подготовиться! А пока я буду ездить навещать его. Пусть он знает, что не один! На дорогу я могу заработать и сейчас.
Они стояли друг напротив друга. Отец и сын. Напряженные, как направленные друг на друга со взведенными курками пистолеты дуэлянтов. Пространство кухни казалось таким маленьким вокруг этих мужчин, сошедшихся в противостоянии. Неверие и протест старшего, горячая решимость младшего. Глядя на сына, Юля понимала: он это сделает. Он придумает и сможет, если придется. Но ему не придется.
– Я собираюсь завтра съездить и забрать его, – спокойно сказала Юля.
Оба мужчины повернулись к ней.
– Что, – переспросил Саша. – Что ты сказала?
– Я завтра его заберу.
Юля спокойно наблюдала, как на лице мужа меняются эмоции. От неверия до бешенства. Кулаки Морозова-старшего сжимались и разжимались. Страшно не было. Ей казалось, что теперь ее вообще ничто не может напугать.
Витя шагнул к матери.
– Значит, пойдешь жить на улицу вместе с ним, – выплюнул Морозов и ушел, хлопнув за собой дверью спальни.
– Мам, не переживай. Прорвемся, – сын приобнял ее за плечи.