Обреченный рыцарь

Вдруг почувствовал себя птицей, летящей сквозь некую ярко-оранжевую пелену.

Парил, парил, пока не приземлился на такой же каменной площадке, как и та, верхняя. Но тут посреди не было дырки. Вместо нее обнаружилось огромное металлическое яйцо, расколотое в нескольких местах.

Интересно, подумал парень, что за тварь его снесла. Уж верно не птица. Не иначе дракон.

А ведь точно. Легенда поминала огонь, трясение земли, сполохи. И этот смрад. Похоже на байку ахайцев об их поганском боге Аполлоне и побежденном им гигантском змее Пифоне, до сих пор источающем вонючее дыхание из расщелины в Дельфах. Там еще храм с оракулом стоит. Вот и здесь такое же происходит.

У недавно обращенного язычника зашевелилась было мысль соорудить и себе нечто подобное дельфийскому храму. Самому же стать при нем главным прорицателем и предсказывать судьбу всем жаждущим приоткрыть завесу грядущего. Сколько ж это деньжищ можно огрести!

Негодная думка сбежала, едва Константин приблизился к таинственному яйцу и заглянул в одну из трещин. Святой Георгий и все угодники Божьи! Что он там узрел!

Да, собственно, а что? Не вспомнит. Эх, память, память. Какие шутки ты играешь с человеком.

Ведь точно мнится, что в стальном яйце Константин что-то нашел. Вроде некие хитрые приспособления. И еще книги. Да, точно, книги! Целую библиотеку. Странного вида кодексы, написанные на разных языках, большинство из которых пастушку было неведомо. Однако ж отыскались и сочинения на латыни, греческом и (о, чудо!) родном булгарском языках (эти, правда, были написаны не привычной латиницей, а буквицами, напоминавшими ахайские литеры). Вот их-то юноша и отобрал в первую очередь и сунул в заплечный мешок. Туда же положил и пару диковинных устройств в надежде разобраться на досуге.

Как же ему удалось выбраться? Снова провал в памяти. Но доподлинно спускался в колодец и поднимался оттуда неоднократно и тайно от всех. И жадно поглощал содержание книг. Конечно тех, кои его разум мог осилить. Ибо много чудного и непонятного было прописано в найденных кодексах.

Когда книг и приспособлений набрался целый сундук, а в карманах Константина зазвенело и золото (также раскопанное в яйце), он, купив пару лошадей и повозку, сбежал из опостылевшего городишки.

Кажись… В Афины? Или же на Святой остров? А, может, в Великую Моравию? Где принял сан и новое имя.

Какое же?

Память, память! Не шали так жестоко!..

Гладь воды весной рябью-то пошла,
Ой, зачем, ты, мать, меня родила?
Ой, зачем, ты, мать, меня родила,
В путь-дороженьку да спровадила?

Нечисть лютая во бору живет,

Добру молодцу воли не дает.
Добру молодцу доли не дает
И ярмо оков ко земле гнетет.

В чужой стороне – чужое житье.

Лешаков да сов, только не мое.
Только не мое, я о том пою,
Как вернусь назад в сторону свою…

– …А теперь частушки петь станем! – предложила алконост-птица, закончив песнь и приметив, что слушатели малость пригорюнились. – Ну-ка, кто больше знает! Один начинает – остальные подтягивают!

Как у князя Велимира
Блюдо на столе с инжиром.
Отдал бы князь фиги Фиге
И отправил на фиг с миром!

– Да, – покачала головой Аля. – Что-то с рифмами не так! Явно на арабские рубаи смахивает! Ну, тут уж с кем поведешься, от того и наберешься. Сами-и мы не местны-и-и! – жалобно затянула гостья с Востока.

– Наших послушай-кось! – предложил Бублик.

Ты, сорока-белобока,
Научи меня летать.
Не высоко, не далеко –
Но чтоб навьим не достать.

В Киев-граде слух пошел:

Кукиш-де с ума сошел.
Все добро раздал народу,
Перейдя на хлеб и воду!

Ифигениус блажной

Всех стращает сатаной.
Чаше б в зеркало глядел,
Там бы сатану и зрел!..

– Ха! – скривилась птица алконост. – Да так-то любой дурень безголосый наворотить может! На вот, выкуси!

Вот кикимора у леса
Сидит с кошкой как принцесса.
Мужичка б вместо кота –
И пошла бы суета…

Как изба на курьих ножках

Наклонилася немножко.
Петушка бы завести –
Будут яйца нам нести!

Бублик лезть хотел на птаху,

Как стянул свою рубаху –
Ноги-дуги, руки в бок –
Одним словом – колобок.

– Держись! – посулил задетый за живое стройный и ладный собой сатиренок.