Обреченный рыцарь

Словно гордость мужчины не в жене, а в том, что на ней надето! Право слово, как будто не поэт, а торгаш.

Вот на вчерашней вечеринке у Публия Трималхиона, уже месяц праздновавшего удачное избавление от уголовной ответственности за измену престолу (по слухам, стоившее банкиру чуть ли не половины его немаленького состояния), она сидела в шелковой тунике и в дурацком тартесском ожерелье, напоминающем золотой ошейник, слушала разговоры гостей про цены на вино и оливковое масло да комплименты мужчин с сально блестящими глазками. Для вида, правда, говорили – какие прекрасные стихи пишет ее муж и как они гордятся, что столь замечательный служитель муз живет в их городе.

Да, вот еще проблема – Стир. Вернее, его стихи.

Писал бы эти… элегии или гекзаметры. Ну, на худой конец – песни про пиратов и веселых девиц.

Так нет же – пробило вдруг ее муженька на сатиры с политическим подтекстом.

Взбрела ему в голову чушь несусветная. Дескать, нелады у них в державе. Оттого вся история с Арторием и Мерланиусом и стала возможной.

Писал он, конечно, без оскорбления величества и покушения на отеческих богов – в этом смысле жители аллеманских провинций выдрессированы как следует. Чувство самосохранения им еще Атаульф Клавдий Безумный привил.

Но вот все остальное…

Вот на вчерашнем пиру он, встав на стол, хотя вроде и выпил мало, прочел очередные стишки:

В Империи немного света,
Царят в ней деньги и чины.
В Империи мечта поэта –
Наесться вдоволь ветчины.
Мне за Империю не стыдно…

Дальше Орландина не помнила – тем более собравшиеся дружно зааплодировали, наперебой восхваляя творца и при этом многозначительно ухмыляясь.

Еще бы – в Сераписе каждый третий патриций и по сию пору не против, чтобы Арторий сел на александрийский трон.

В общем, с пира она ушла злая, да еще и чуть не разругавшись со Старом.

К тому ж девушку жутко злило, что весь вечер на ее законного мужа пялилась, подмигивая, эта похотливая купчиха Диана Винценгеторикс, вызывая труднопреодолимое желание запустить в нее блюдом или тарелкой.

Да у них в Солдатской слободке начни кто‑то столь нагло делать намеки чужому мужу – выдрали бы все патлы! А тут нельзя – высшее общество!

И хотя ночью Стир попытался возместить ей испорченное настроение, но между любовными ласками бывшая амазонка некстати подумала, что свою немалую сноровку в ублажении прекрасного пола супруг наверняка приобрел в постели всяких распутных патрицианок да артисток, падких до смазливых певцов.

Да, еще немного, и она таки выскажет Стиру, что, видать, кое‑что ослиное у него осталось – мозги.

Вот, между прочим, ушел с утра и даже не предупредил. Опять небось заявится ближе к ночи и скажет, что просто будить не хотел!

От невеселых размышлений Орландину отвлек шум за стеной.

Сперва она подумала, что явилась кухарка – спросить, чего госпоже угодно откушать на завтрак. Но звуки раздавались со стороны кладовой, где амазонка держала имевшееся у нее оружие.

Кто‑то, вполголоса чертыхнувшись, зазвенел за стеной железом.

Орландина сдвинула брови.

Это уже начинало раздражать!

Не иначе ее драгоценный супруг решил пренебречь обществом других стихоплетов и придумал себе новое развлечение – вдохновения ради забрался в оружейную кладовую. И теперь наверняка картинно взмахивает мечом, изображая Геракла или Спартака и сочиняя очередную героическую поэму.

– Стир! – крикнула она. – Положи оружие на место: порежешься еще.

Вновь зазвенел металл, и снова кто‑то воскликнул – вроде бы на непонятном языке, но с испугом.

– Стир, хватит, это не игрушки!

Но Максимус не унимался. Теперь он начал греметь доспехами – должно быть, пытался натянуть ее церемониальную преторианскую кирасу.

– Да перестань же!.. – начала не на шутку сердиться девушка и, как была без ничего, выскочила в коридор.

Спустя несколько мгновений ее рука решительно рванула дверь оружейной.

– Ой! – только и смогла растерянно вымолвить отставная амазонка, машинально прикрывая ладонью низ живота.

В центре оружейной комнаты грудой валялась ее парадная позолоченная броня, подаренная августом Птолемеем Сорок Четвертым.

А рядом, виновато потупившись, стоял невысокий мохнатый человечек с короткими, как у новорожденного козленка, рожками и детским личиком.

Глава 5 ПЕРВАЯ ПОБЕДА

Куявия, Чернобыль, артанийско‑куявская граница, конец июня того же года

Ну, наконец‑то…

Небритый детина, презрительно зыркнув на путников, брякнул на стол перед Парсифалем обгрызенный деревянный поднос. На нем сиротливо ютилась миска с жареной бараниной. Рядышком примостились две лепешки и пара кружек квасу. Или, лучше сказать, кружечек. На большее у пары экс‑рыцарей денег не нашлось.

Еще пара медяков были отданы за право переночевать сегодня и завтра в этой корчме, расположенной неподалеку от заставы на границе Куявского царства.

Больше у Гавейна и Парсифаля денег не имелось.