Обреченный. Трое из Утренней Звезды

– Я же говорю: трудно сказать. Может, будет большая война. Или череда войн. Эпидемия. Голод… Или же наоборот – какой-нибудь прогрессивный прорыв. Образование нового великого государства, открытие неведомого ранее континента. А может быть, люди и вовсе каких-либо изменений не заметят. Но очевидно одно – эти изменения обязательно случатся. Метаморфозы в высших сферах непременно отразятся на мире людей…

– И когда же нам ждать этих… изменений?

– Ну, не завтра, – усмехнулся Аксель. – И не в этом году. Космос нетороплив, шаги его следует мерить столетиями.

– Столетия! – фыркнул Альва. – Так чего ж нам сейчас беспокоиться?..

– Как ты не понимаешь! – мастер Аксель отвернулся от огня, подтянул ноги, сел прямее. – Это ведь Великая Игра Света и Тьмы! – он так и произнес эти слова, выделив каждое, обозначив в каждом исключительную важность. – Принять в ней участие, прикоснуться к звездной механике, причаститься воли богов, подняться в высшие сферы, хотя бы умственно… что в жизни может быть более… значительным? Только так мы, смертные, способны приблизиться к Вечности…

Сэра Альву явно не впечатлило то, что говорил брат. Он отхлебнул еще вина. На минуту задумался о чем-то… И хихикнул.

– Помнишь Сверра? – спросил он.

– Сверр? – смешался Аксель. – Какой еще Сверр? При чем здесь Сверр?

– Ну отцовский псарь! Сверр!

Аксель поморщился, потрогал себя за кончик носа.

– Отцовский псарь, – повторил он. – Такой… старичок, да? Вредный, косматый и пронырливый, как бурундук? Припоминаю…

– Ну, какой старичок… – поправил его Альва. – Он ненамного старше нас сегодняшних был. Не стригся просто, не брился, вот и выглядел хрычом. Это нам тогда он стариком казался, мне, тебе и Адаму – нам ведь по восемь-девять лет было.

– Так. И что?

– Помнишь, играли в Зигруда и Чащобного Дракона?

Мастер Аксель снова почесал кончик носа и вдруг, кивнув брату, рассмеялся – таким простецким обычным человеческим смехом.

– Помню! – сказал он. – Играли! И сторожевую башню сожгли!

– Ага, ага! – сэр Альва тоже хохотнул, что-то просверкнуло в его глазах: то ли отблеск каминного огня, то ли память далекого детства. – И я хорошо помню. На Эфа-портного, пьянчужку, свалили! Ох, отец тогда рассердился! Как даст Эфу кулаком по лбу. А кулак у отца был… Он, Эф-то, и окосел. Один глаз туда смотрит, другой туда. Дерево обойти не мог, обязательно лбом врезался, в дверной проем не попадал. А уж о том, чтобы ремеслом своим заниматься, шить, и речи не шло. И самое удивительное: как только кружку-другую накатит, так глаза на место становились. И ходить мог, и шить. Так ему – помнишь? – специально наливали, чтоб дело делал. Так мы, получается… Услугу ему оказали! Он нам, верно, по гроб жизни благодарен был!

Некоторое время братья смотрели друг на друга, умильно щурясь. Затем Альва спохватился:

– Да! Что дальше-то было, помнишь?

– А то!

– Сверр-то, гад, видел, как из башни драпали, когда пламя уже в бойницах заплясало, – тем не менее стал рассказывать граф. – Кстати, кто тогда масло-то разлил? Я, ты, Адам? Этого не помню.

– И я не помню.

– Да, да. А через денек-другой Сверр ко мне подошел и говорит: знаю я, мол, чьих рук дело-то. Вы, ваше сиятельство, мне серебряшку дайте, тогда не скажу папеньке-то!

– И ко мне подходил, – улыбаясь, качнул головой мастер Аксель.

– И к Адаму тоже. И с каждого из нас по отдельности барыш имел. Сколько мы ему всего перетаскали! А ему все мало было!.. А как нам стало нечем ему за молчание платить, так он, сволочь, пошел и отцу донес. Чтоб и с него за службу деньгу срубить.

– Срубил! – захохотал Аксель. – И ведь срубил же! Только не он, а отец. И не деньгу, а башку дурную паскудному фискалу! Ну и нам, конечно, влетело…

– Да! Да… Попало знатно!

Отсмеявшись, Аксель вдруг посерьезнел. Посмотрел внимательно на брата, который шатко свесился со своей постели и плескал в кубок из кувшина, стоявшего на полу.

– Ты к чему это все? – спросил Аксель.

Сэр Альва, пыхтя и разливая вино вокруг себя, снова устроился на подушках.

– К чему это я? А к тому, братец, что я не того… не одобряю. Неразумно лезть к тем, кто неизмеримо могущественнее тебя. А уж тем более пытаться как-то манипулировать ими… высшими. Это всегда плохо кончается. Все шишки на тебя и посыплются. Не боишься, а?

Мастер Аксель прищурился. Он снова стал собой обычным: сосредоточенным, собранным.

– Боюсь, – ответил он. – Честно признаюсь, боюсь… Но в этом-то и все удовольствие. Страх, он привлекает. Горячит, будоражит, веселит. Ведь что такое веселый страх? Азарт! А жизнь без азарта – как еда без соли. Проглотить проглотишь, да приятности не испытаешь. Ну довольно лирики.

Аксель, видимо, оценил состояние брата: еще немного, и тот, непривычный к алкоголю, утратит способность мыслить конструктивно.

– Вот что, – проговорил он. – Я оказал тебе большую услугу. Теперь ты поможешь мне.

Сэр Альва насторожился. Мотнул головой, словно в попытке вытряхнуть оттуда опьянение.

– Я тебя ни о чем не просил, – осторожно сказал он.

– Ты оказался в отчаянном положении. Обязательно попросил бы, представься такая возможность.