Обреченный. Трое из Утренней Звезды

– Самое могущественное заклинание из тех, что имеется в арсенале боевой магии Света! Даже и предположить боюсь, сколько оно стоит…

– А эта самая Клятва поможет нам через Мертвый Омут перебраться? – поинтересовался Стю Одноглазый, неприязненно глядя на Ухореза. Все-таки для бунтовщика Стю Эвин-Тихоня так и остался «дворянчиком». И еще не нравилось Одноглазому, что его верховод довольно близко сошелся за время путешествия с Эвином. Вертится постоянно рядом, слушает, о чем беседует Тихоня со своим гололобым братцем, встревает еще в их разговоры да сам разговоры с ними заводит. Одно дело беспрекословно подчиняться Егерю во время битвы, а другое – в обычное время перед ним лебезить. Теперь вот его сторону в споре взял… Ослаб, ослаб верховод. И надо с этим что-то делать…

– Неужели вообще ни разу никто из Полуночных Егерей не пытался переплыть Омут? – спросил Стю.

– Вообще-то, была одна такая попытка, – неохотно признался Эвин. – По крайней мере, мне известно только об одном случае. Относительно недавнем, кстати… Около пяти лет назад брат-Егерь Свами Полторы-Руки с четверкой бойцов пустился вплавь на плоту через Мертвый Омут…

– И?

– Никто из них не вернулся, – закончил Эвин.

Стю победно ухмыльнулся, но тут же помрачнел. Когда до него дошло, что может означать для них эта новость.

– А плот, – добавил юноша, – прибило обратно к берегу. Мы с Эдгардом видели его, когда обходили дозором лагерь.

– Так что судно для плавания у нас есть, – проговорил Эдгард. – Плот сделан добротно, он и сейчас выдержит нас шестерых.

– А теперь, – подытожил Эвин, – давайте отдохнем. Мы заслужили этот отдых.

– Э-э-э!? – заревел вдруг Цыпа. – А я?! Мне-то выпить не дали!

Разбойники загоготали. Побагровевший Цыпа схватил бутылку, стоявшую рядом с Эвином, бухнулся на свое место.

– Ну это… – наморщился он, силясь придумать тост, как остальные. – В общем, того… Как это? А, ладно!

Запрокинув голову, он сделал один-единственный глоток. Но какой! Все, что оставалось в бутылке – почти две трети от всего объема – бурля, низверглось в Цыпину глотку.

Оторвав горлышко от губ, Рви-Пополам рыгнул.

– Кончилось… – с удивлением хрипло констатировал он. – А я думал, она, как сумка, бездонная… Бутылка-то…

Мясистая его морда мгновенно набрякла, глаза налились кровью. Цыпа еще раз рыгнул и зашвырнул пустой сосуд куда-то далеко в туман.

– Теперь бабу охота! – заявил он.

Разбойники снова засмеялись.

– Чего ржете, псы?! – ощерился сразу на всех Цыпа. – А ну-ка, я в чудо-сумке посмотрю. А что? А вдруг?

Тонко свистнул через костер, взметнув сноп искр, посох Эдгарда. Выбитая из лапищи Цыпы сумка упала на землю.

– Не нужно, – тихо, но внушительно произнес Эдгард. – Успокойся. Возьми себя в руки. Это неправильно, когда плоть берет верх над сознанием.

– Точно, успокойся, – поддакнул насмешник Тони. – Возьми себя в руки. Отойди вон за Пограничника – и возьми себя в руки. Сразу полегчает.

Огромный Цыпа Рви-Пополам набычился, стал угрожающе приподниматься, и разбойники вмиг подутихли.

– Сядь! – прикрикнул на Цыпу Эвин.

– А ну!.. – демонстративно положил ладонь на рукоять меча Мартин. – Осади!

А Эдгард не стал ничего говорить. Он просто снова поднял свой посох, готовый в любой момент угомонить буяна.

Но ничего предпринимать ему не пришлось. Цыпа Рви-Пополам уже опомнился, очевидно, сумев сообразить, что он не в деревенском трактире, и рядом найдутся те, кому достанет сил справиться с ним.

Он тяжелой глыбой осел на землю. Шаркнул ладонью по налитым кровью глазам. И вдруг мутно подмигнул сквозь затухающее пламя костра Эвину:

– А эта твоя Сонья?.. Она, судя по легенде, ничего так бабенка. Ежели бессмертная, так, наверное, сохранилась неплохо. Как найдем ее, ух я с ней поиграюсь!

И, верно, опять подогретая алкоголем дурь закипела в нем.

– Сонья-а-а! – проорал он в затянутую туманом даль. – Не скучай, дорогая, я уже иду! Сонья-а-а-а!..

– Заткнись, придурок! – вскочил на ноги Мартин. – Совсем ополоумел!

Цыпа Рви-Пополам довольно рассмеялся:

– Все, верховод, все. Буду спать. Уж и пошутить нельзя!

Плот Свами Полторы-Руки был связан жгутами шкур каррхамов из длинных и толстых кривоватых ветвей, явно срезанных с Пограничника. Плот Свами Полторы-Руки был довольно широк, казался неуклюжим и грузным, но надежным. Время вовсе не повредило его, напротив, даже сделало еще крепче: ветви его проморились водами Омута и стали как камень, узлы креплений затвердели настолько, что распустить или разрезать их не представлялось возможным. Спущенный на воду, плот хорошо держал семерых крепких мужчин, так хорошо, что можно было предположить: он выдержит и еще столько же.

Цыпа, поставленный на «корму», оттолкнулся длинным шестом от берега, и плот заскользил по черной неподвижной воде Мертвого Омута, словно по поверхности жирно закопченного зеркала.

Очень тихо было вокруг. Черная вода выглядела какой-то тяжелой, будто смола; ни волны, ни рябь не могли колыхнуть ее вязкую тяжесть, даже в фарватере плота она лишь чуть волновалась пару секунд – и снова застывала.