Обречён любить тебя

За несколько дней в деревне Татошка лишь раз поймал себя на мысли, что хочет вернуться домой. Остальное время занимал план по спасению беженцев, сбор урожая, прогулки по окрестностям, изучение традиций племени хамер и несколько безуспешных попыток сблизиться с Боярышниковой. Если первые четыре пункта Канарейкину удались, то с последним возникали постоянные проблемы.

В этот раз помешать ничего не могло. Даже звонок брата не остановил Антона от коварных мыслей. Зря он спаивал прошлым вечером брата и отправил того ночевать к местной красавице в шалаш?

— Что ты делаешь? — поинтересовалась Милана сонно, едва ладонь Татошки переместилась на живот, забираясь под футболку.

Ласковые поглаживания умиротворяли и уносили Боярышникову в страну сладкой неги, где летали единороги. Первый поцелуй в кончик носа заставил тихо мурлыкнуть от удовольствия. Никогда еще Антон не был таким нежным в отношении Миланы. Она вздохнула, подставляя шею для укуса, мысленно благодаря бурную фантазию за столь приятный сон. Двигаясь вверх от плеча на затылок, Боярышникова осторожно сжала темные волосы Татошки и слегка дернула непослушные пряди в момент, когда он прикусил ее нижнюю губу.

Воздух пронизывали слабые вздохи, нарушая тишину и покой в палатке. Голова у Миланы кружилась от жары, которая лишала последних остатков кислорода. Она думала, что Антон сдастся и отступит в ее сне. Ночи в Эфиопии казались невыносимыми для человека, привыкшего к комфорту, но Канарейкин словно ничего не замечал. Важным было лишь чувственное наслаждение, возникшее между ними.

Губы в очередной раз поймали тихий вскрик, стоило пальцам Антона коснуться груди. Милана вдруг подумала о том, что ощущения поцелуя слишком острые. Где-то в подсознании билась мысль: все слишком реально. Дымка спала, мышцы напряглись, и она распахнула глаза, убедившись в собственной правоте. Более того, неясные тени вокруг заставили Боярышникову начать борьбу с собственным желанием остаться в объятиях бессовестного соблазнителя.

Над ухом жужжало какое-то насекомое, которого здесь быть не должно. И температурный режим был нарушен, а Канарейкин настойчиво пытался стянуть с Миланы майку.

— Нет, — выдохнул Татошка и попытался вернуть свою добычу в прежнее положение, игнорируя шум где-то позади. Он вновь попытался задушить возмущения поцелуем, за что сразу же поплатился.

— С ума сошел! — зашипела она, прокусывая его губу до крови. Антон резко отодвинулся, стер кровь тыльной стороной и возмущенно взглянул на тяжело дышащую Милану.

— В каннибализм подалась?!

— Здесь дети, дурень! — рявкнула Боярышникова, шлепнув Татошку по груди.

У самого входа сидела парочка ребятишек. Неведомым образом отключив защитный барьер, видимо, сломав маленький приборчик, прикрепленный сбоку на палатке. Именно поэтому вокруг сейчас летали комары и приятная прохлада уступила место жаркому климату саванны.

— Ну класс, — пробормотал Канарейкин, когда один из мальчишек громко закричал и принялся звать остальных на своем языке. — Только не говори, что любят подсматривать?

— Нет, — беспечно ответила Милана, поправляя одежду. На смарт-часах цифры показывали четыре утра — несусветная рань. Хотя, учитывая случившееся, Боярышникову ждало приятное пробуждение.

— И что же тогда?

— О, видишь ли, у хамер нельзя спать мужчине и женщине вместе, если они не состоят в браке, — ответила Милана и закусила правую щеку изнутри, скрестив за спиной пальцы. Пока Канарейкин пребывал в прострации от услышанного, она быстро принялась копаться в своем рюкзаке, изображая полное равнодушие.

— Почему они тогда позволили нам остаться в палатке вместе?

— Так я сказала, что мы родственники, — быстро ответила Милана, выхватив портативный ирригатор-щетку и зубную пасту. — Дальние, — добавила спешно, убирая рюкзак обратно.

— А, вот как, — задумчиво ответил Татошка, внимательно следя за каждым движением Боярышниковой.

Она очень надеялась на мужскую невнимательность. В конце концов, Антон ведь никогда не проявлял интереса к традициям племен. План, созревший в голове за несколько секунд, был глупым и примитивным. От волнения вспотели ладони, из-за чего пришлось протереть их об штаны, мысленно выпрашивая прощение у всех богов мира за такую откровенную ложь. Канарейкину ведь ничего не стоило сейчас задать вопрос Шени или кому-то еще из деревни, но почему-то он не торопился этого делать. Даже с места не сдвинулся, а Милана уже начала жалеть о невольном вмешательстве местных детишек в приятное времяпрепровождение.

Она тоже соскучилась.

— Ну, я пошла, — пробормотала Боярышникова, понимая, что бесстыдно краснеет под пристальным взглядом Антона. Казалось бы, чего стесняться, но почему-то она чувствовала неловкость и стыд от собственной лжи.

— Так если провести ритуал бракосочетания, спать будет можно? — услышала уже на выходе из палатки и едва не растянулась на полу от неожиданности.

— Э-э-э, да! — выпалила Милана, выбираясь наружу.