Обречённые на мытарства

– Во как! – удивилась Кувалдина. – А мне показалось, коришь меня за убийство.

– Кори, не кори – что от того? Жизнь вспять не вернётся, чтобы вновь предоставить тебе право выбора.

– Это точно, – с сожалением вздохнула Нинка. – Бог всё продумал за каждого человека, когда даровал ему жизнь. И стезя у этой жизни только в одном направлении. К младенчеству возврата уже нет.

– Только вот стезя эта у всех людей, почему-то, разная, – с грустью заметила Василиса. – У кого-то она прямая и широкая, а кто-то до конца своих дней должен идти по узкой тропинке и с колдобинами. Вот я и размышляю: если Бог подарил жизнь, определил в ней для каждого человека своё место, то почему он не вложил ему в разум смысл этой жизни? Почему человек должен шарахаться из стороны в сторону, чтобы постичь хотя бы маленькую долю этого смысла?

– Ой, Васска, неужели и ты стала верить в существование Бога?

– Не знаю, – неопределённо высказалась Василиса. – Церковь не посещаю, дома не молюсь, икон святых не имею, религиозные праздники не соблюдаю, Библию в руках не держала. Но в судьбу с некоторых пор стала верить.

Василиса задумалась на несколько секунд, затем проговорила медленно:

– Мой отец верующий. Он часто говорил, что судьбу для каждого из нас определил Бог, и поменять в ней что-либо коренным образом невозможно. Можно лишь сгладить кое-какие шероховатости, сдвинуть сроки в ту или иную сторону.

– Как это понять?

– Ну, например, суждено человеку попасть в тюрьму, значит, рано или поздно он всё равно окажется там. Повлиять можно только на дату и срок заключения. Остальное от человека не зависит.

– Даже если он никаких преступлений не совершит? – не поверила Нинка.

– Да, представь себе. Обстоятельства появятся ниоткуда, как по щучьему веленью. Я раньше смеялась над утверждениями отца, а сейчас стала всерьёз задумываться над его словами.

– Почему вдруг?

– Ты сегодня исповедалась передо мной и считаешь, что теперь настала моя очередь? – рассмеялась Василиса.

– Не хочешь – не говори, я ничуть не обижусь, – ответила Нинка.

– Отчего же – расскажу, раз у нас с тобой сегодня день откровений. – Василиса повернула голову к подруге, посмотрела на неё в полумраке внимательно.

– Мой отец осужден на десять лет по политической статье, – проговорила она, помедлив. – Наверно, слышала уже от кого-нибудь, что я дочь врага народа? Скрывай, не скрывай, а шила в мешке не утаить, болтливость людская не искоренима.

– Слышала, но без подробностей, – призналась Нинка.

– Так вот, политическая статья всего лишь предлог, а по сути, отец пострадал за свою веру в Бога. Его могли осудить еще раньше, на Украине, где мы жили. Тогда ему чудом удалось избежать ареста. И вот, спустя столько лет, на Урале, он встретился с чекистом, который его преследовал. Тот и завершил дело, пусть и под другим предлогом. Вот и думай теперь: случайность это или судьба?

– Да-а, – протянула Нинка, – дела-а. А ведь у нас с тобой судьбы немного похожи. Отцы верующие, с обоими расправились чекисты, обе семьи вынуждены были покинуть родные места.

– И судьба свела нас в одном городе, – продолжила Василиса с усмешкой.

– И в одной комнате, – подхватила Нинка.

На несколько минут воцарилась тишина. В полумраке были видны две пары неподвижных глаз, устремлённых куда-то в угол. Всё было высказано, теперь подруги размышляли каждая о своём.

– Чего это мы сидим, как две затворницы в келье? – нарушила тишину Нинка, встала, прошла к выключателю, включила свет. – Сейчас гулёны наши заявятся, а мы в темноте сидим. Подумают, что мы с чертями общаемся. Прилипнут с вопросами, особенно Дылдиха эта. Чрезмерно любопытная девица, скажу я тебе.

– Она тебе не нравится? – спросила Василиса с удивлением. Раньше ей и в голову не приходило, что у Надюхи имеется такой недостаток, за который Нинка её недолюбливает.

– Не то слово, – выговорила Нинка недовольно. – Порой мне хочется пристукнуть её за паскудные деяния, или нос оборвать, который вечно суёт, куда не надо.

– Так строго?

– Воровка и сплетница, наша Дылда, а может и в НКВД стучит. Это она нашептала мне про тебя. А год назад часы наручные увела у меня, – сообщила Нинка. – Так что, подруга, держи ухо востро с ней.

– А про часы – это точно?

– Точнее не бывает, – уверенно проговорила Кувалдина. – Попросила однажды поносить – с парнем она встречалась в то время, козырнуть хотелось, – ну, я и сняла их со своей руки, отдала на месяц. Прошло полтора месяца, я ей напомнила о возврате. Она и бровью не повела, сообщив мне, что утеряла. Сказала об этом таким обыденным тоном, будто бы ничего особенного не произошло. Даже не извинилась, зараза, не говоря уж о какой-нибудь компенсации. А потом я случайно увидела свои часы на руке у одной проводницы. Спросила, откуда они у неё? А сама смотрю на знакомую царапину с правой стороны циферблата. Ответ был простой: купила на рынке у одной женщины. И сумму назвала.

– Ты не спросила фамилию женщины?

– Язык как-то не повернулся, ведь проводница приобрела часы на законном основании.