– Расскажи, Сарат, расскажи мне об этих местах… если никто еще не присвоил их, – попросил Алхаст, просто чтобы продлить еще на какое-то время эту беззаботную, ни к чему не обязывающую беседу. До аула было довольно далеко, а о чем-то говорить все равно пришлось бы. Девушка была явно не из молчаливых скромниц.
– Ну, слушай тогда, долго-долго живший на этой земле старый-престарый наш Алхаст, – снова засмеялась Сарат, прелестно-лукавыми своими глазами измерив Алхаста с ног до головы. – Жила по соседству с нами древняя старуха по имени Яха, ее схоронили в прошлом году, да смилостивится над нею Дела1
. Некоторые даже говорили, что Яха наша старше этого мира, называя ее не Яха, а Дука Еха2. Ты знал ее?– Конечно, знал. Да простятся ей все ее прегрешения.
– Аминь!.. Мы с Яхой были очень дружны. Она столько всего знала! Нана часто отправляла меня к ней. Ну, убраться в доме, постирать там, то да сё. Да мало ли чего, своих-то детей у Яхи не было… Она мне много всего рассказывала… Когда-то в далекие, очень далекие времена, счастье было огромным, больше даже самой большой горы, поведала мне Яха. Его хватало для всех. Словно звери на водопой, приходили люди к счастью, насыщались им. И его не становилось меньше. Все люди в то время были счастливы, каждый из них принадлежал счастью, и само счастье тоже принадлежало каждому… Через много-много лет, когда все уже привыкли к такой жизни и думали, что по-иному на свете и быть не может, появились странные люди. И расплодились они, словно кролики в дождливый год, приумножаясь и от еды, и от питья. Им недостаточно было своего счастья, своих богатств. Для полного наслаждения жизнью им непременно хотелось видеть страдания других – лишь тогда они насыщались жизнью. Выставив вокруг счастья свое войско, они попытались стать его полновластными хозяевами. Подпускали к нему, кого желали, и отгоняли прочь того, чей лик или стан был им несимпатичен… Счастью это не понравилось. Когда его лишили возможности проявлять свою щедрость, когда людей, для которых оно и было создано милосердным Небом, стали отгонять от него, осерчало счастье… И раздулось оно… раздулось-раздулось-раздулось… И взорвалось, оглушая грохотом своим весь этот мир. И разлетелось счастье на тысячи и тысячи частиц, каждая из которых – еще на тысячи частей. И так продолжалось годы и годы. Частички счастья, как и все остальное на земле, суть противоположности. Каждая часть – только половинка счастья. И не может оно стать полным и достаточным, пока не пристанет к своей второй половине. И метались половинки счастья, не находя себе места, долго метались. И, наконец, обрели пристанище в сердцах людей. По одной половинке в каждом сердце. И свили они себе гнезда в человеческих сердцах, чтобы расстелить перину на мягком ложе, когда к ним пристанут их вторые половинки… Яха говорила, что половинка счастья есть в каждом человеке. Но тот, кто желает полного счастья, должен найти вторую половинку в сердце другого человека. И только тогда этот мир будет радовать его… Такие вот вещи рассказывала Яха. А Дука Еха жизнь повидала, она знала о счастье все… Вот и ты, Алхаст, половинку своего счастья, которую нужно было искать в трепетном сердце девушки, пытался найти в диких лесах и безлюдных горах. Я ничуть не удивляюсь тому, что ты не нашел там то, что искал, – закончила Сарат свой чудесный рассказ.
Алхаст покачал головой.
– Красивая история, очень красивая… Так ты хочешь сказать, что человеческие сердца и есть те места, где этого счастья предостаточно?
Сарат рассмеялась. Сарат вообще часто смеялась, ведь жизнь еще не успела поизмываться над ней, словно мачеха над падчерицей.
– Нет, вовсе нет. Яха говорила, что половинка счастья – это довольно грустное зрелище.
– Тогда расскажи мне, Сарат, о местах, где счастья предостаточно, может, и я смогу туда добраться.
– Места, где счастья предостаточно… Ты очень часто оказывался рядом с ними, Алхаст, но так и не сумел увидеть и узнать их. Глаза твои были слепы, а слух не способен был воспринять тонкие, но ясные звуки… Оставив в стороне Лощину Любви, ты поднялся на иссохший от ветров хребет – позарился на его размеры, не ведая, что в лощине и зелень сочнее, и ароматы насыщенней… Ты не узнал Лощину Любви.
Ты высокомерно прошел мимо сопки Страсти Сердца и поднялся на гору. Да, гора выше, стройнее, мощнее сопки. Но только ли в этом величие?! Ты предпочел содержанию внешность… и не узнал сопку Страсти Сердца.
Ты не удостоил вниманием рощу Страсти Тела и углубился в чащу, посчитав чащу богаче и слаще только потому, что там и деревья выше, и кроны гуще… И снова, Алхаст, тебя увлекло внешнее, видимое! Ведомый гордыней… близорукой гордыней… ты не узнал рощу Страсти Тела.
Ты махнул рукой на лесную поляну Страсти Души и вышел на равнину. Как можно, Алхаст, променять окутанную волнующей тайной лесную поляну на голую, испепеляемую нещадным солнцем равнину, где просторно только ветру и навеваемой им тоске… Не узнал ты и поляну Страсти Души.