В мае 1945 года в Фленсбурге, на границе с Данией, заработало новое германское правительство во главе с рейхспрезидентом адмиралом Деницем, которое планировало попросить капитуляции перед западными союзниками СССР. Это позволило американцам и англичанам фактически без боестолкновений войти на территорию рейха. Дениц слегка подштукатурил облупившийся фасад Третьего рейха и в проекте приказа решил проблему путем разъединения национал-социалистической партии и германского государства, но оставил суть программы на противодействие с Красной армией. Новый лидер Германии утверждал:
«
В этих условиях «живой» Гитлер был препятствием для признания полномочий Деница, Геббельса и всех фленсбургских министров. У фюрера были все основания написать в «политическом завещании»: «
Повторно Сталин выразил сомнения о самоубийстве Гитлера начальнику Генштаба генералу Антонову и начальнику главного оперативного управления (ГОУ) Генштаба генералу Штеменко. Он верил в этих людей, всегда доверял им и прислушивался к их мнению. Это были смело-откровенные в рассуждениях генералы-штабисты. Они первыми поставили под сомнения легкую находку в Берлине планетарного злодея…
Итак, исходя из имеющихся доступных материалов, имеют право на существование три версии гибели и исчезновения Гитлера…
Первая версия, будем считать ее официальной, озвучена советским командованием и принята политиками на основании показаний сослуживцев фюрера по периоду нахождения последней ставки в подземном бункере.
Обстановка на фронте менялась быстрее, чем о ней успевали докладывать Кейтель и Йодль. Гитлер пытался вникать в обстановку. Он часами просиживал над гигантскими картами боевых действий. Дрожащими руками перемещал разноцветные булавки, определяя теперь уже местонахождения не командных пунктов армий и дивизий, как это было раньше, а отдельных частей и подразделений внутри Берлина.
Неожиданно он вызвал к себе по срочному заданию секретаршу. Расспросив о здоровье и настроении, Гитлер обратился к ней:
— Я хотел бы вам кое-что продиктовать…
И вдруг одна из четырех секретарш, молоденькая Траудль Юнге, к которой фюрер всегда обращался «деточка», задала ему не совсем тактичный, даже острый вопрос:
— Мой фюрер, не кажется ли вам, что немецкий народ ждет, чтобы вы встали во главе войск и победили или пали в бою?
Фюрер сморщился, как будто его стеганули кнутом:
— У меня дрожат руки, я едва могу держать пистолет, — последовал ответ.
И «деточка» поняла, что политическое бытие, а может и сама жизнь человека, который все эти годы возвышался каким-то божеством, закончилась, его энергетический уголек угас и постепенно остывает.
От этой мысли внутри у Траудль похолодело, образовалась гигантская пустота. Она сама испугалась не своего вопроса, а печального ответа на него. И здесь она окончательно поняла, что этот человек вымотан до предела, а потому и выглядит дряхлым стариком, несмотря на свои 56 лет.
После этого Гитлер продиктовал Юнге «политическое завещание», а Геббельс приложение к завещанию фюрера. С максимальной скоростью она напечатала эти два документа, а потом спросила сама себя:
«
В завещании Гитлер не назвал своего преемника ни на посту фюрера, ни во главе партии. Вместо этого он назначил Геббельса рейхсканцлером, гросс-адмирала Деница — рейхспрезидентом, а Бормана — министром по делам партии. В приложении к завещанию Геббельс подчеркнул, что он не подчинится приказу Гитлера покинуть Берлин — он должен был остаться в городе «по причинам человечности и личной преданности фюреру».