Обречённый рейх и Россия. Мифы и факты

Сегодня группе армий противостоит на 24 дивизии — преимущественно полного состава — больше, нежели это было 15 ноября. С другой стороны, численность германских дивизий сократилась более чем на половину в результате непрерывных боев и связанных с зимними холодами бедствий. Боеспособность бронетанковых войск и того ниже. Потери среди офицерского и унтер-офицерского состава просто шокируют. В процентном отношении они много выше, чем потери среди рядового состава».

* * *

Когда уже упоминаемый выше последний военный атташе в Москве генерал Эрнст-Август Кестринг был на докладе в ставке фюрера, Гитлер подвел его к карте операций, очертил круговым движением руки захваченные территории и, игриво топнув ногой, словно пританцовывая, как когда он чему-то радовался, заявил:

— Отсюда меня теперь никакая сила не выгонит.

— Похоже — это так! — прогнулся генерал.

— А кто если не ты, Эрнст, лучше других знаешь Россию, — дважды, ведь побывал в Москве военным атташе. Не так ли?

— Так точно, мой фюрер! — гаркнул Кестринг.

— Я хочу услышать твое мнение о финале, — Гитлер запнулся на последнем слове, словно не хотел говорить о его сроках и географической ориентации.

— Мой фюрер, вы говорите о Москве?

— Да! Да! Да! — взвизгнул хозяин кабинета.

— Русские сдадут Москву. Нет у них сил. Половину Красной армии мы переловили, а другая часть полегла, — щебетал Кестринг…

За это подобострастие отставного генерала, находившегося в резерве, Гитлер в 1942 году назначил уполномоченным по вопросам Кавказа при группе армий «А», а с июня 1943 — инспектором соединений народов Северного Кавказа. С 1 января 1944 года — он в должности генерала добровольческих соединений при Отделе военного комиссариата (ОКВ).

4 мая 1945 года Кестринг был взят в плен американскими войсками. В 1947 году он был освобожден, после чего некоторое время его планировали использовать в качестве свидетеля на Нюрнбергском суде, но советская сторона высказалась против его приглашения на этот процесс.

Помогали оптимизму фюрера не только успокаивающие слова Кестринга, но и некоторые обстоятельства, о которых мы предпочитаем умалчивать. Прежде всего, первая растерянность руководства страны во главе со Сталиным, надеявшимся на Пакт, который оказался не Фактом. Подвела убежденность, что немецкий пролетариат не поддержит войну против русских собратьев по классу, и РККА будет воевать на чужой территории малой кровью. Разгромим любого врага могучим ударом! Именно эту идею доносили молодым командирам в военных училищах и академиях. Эта словесная шелуха, помноженная на потерю управляемости войсками при первых столкновениях с немцами, крайне отрицательно повлияла на наших солдат. А данные разведчиков и их агентуры почему-то верхами игнорировались.

Близкий автору по духу писатель Александр Лапин по этому поводу писал:

«А ошибки Сталина и Генерального штаба (которым руководил Г.К. Жуков. — Авт.) обошлись еще дороже: 1200 наших самолетов немцы сожгли еще на аэродромах. Также прикончили сотни танков. Не говоря уже о человеческих жертвах.

И здесь еще одна сказка про белого бычка. Мол, фашисты ударили — наша армия доблестно сражалась. Прекрасные полководцы совершали глубоко продуманные маневры. Мой отец и другие мужики рассказывали: в первые же дни многие начальники бежали, выпучив глаза.