Обречённый рейх и Россия. Мифы и факты

Однако вернемся к апрельским событиям 1943 года в Тунисе. Утром 7 апреля 1943 года отступление 10-й немецкой танковой дивизии шло полным ходом. Подполковник Штауффенберг тоже отступал под палящими лучами африканского солнца, стоя для лучшего обзора на командирской машине, угловатом вездеходе «Хорьх». Пот катился градом. Американцы и англичане бомбили и обстреливали вытянувшуюся колонну немцев волновыми налетами — одна группа, отбомбившись, уходила, а через некоторое время появлялась другая стая небесных стервятников: с белыми пятиконечными звездами на фюзеляжах «Дугласы А-20», «Кертисы Р-40» и с красно-бело-голубыми кругами на плоскостях «Спитфайры» и «Бристоль Бленхеймы». Янки и томми работали дружно и эффективно.

«Зачем мы влезли в этот африканский ад, — подумал подполковник, — сколько людей положили… Ради чего?»

И тут он вспомнил вчерашнюю встречу с молодым необстрелянным обер-лейтенантом, только что прибывшим с пополнением. Он тогда спросил его:

— Как вы думаете, с какой целью вы прибыли в Тунис? — Штауффенберг требовал честного ответа.

— Наверное, для того чтобы попасть в плен, — последовал откровенный ответ.

— Ну да, в таком случае нам повезло. Для нас война закончилась, — с улыбкой заметил подполковник. Все солдаты тогда заулыбались, поверив, исходя из обстановки, что он сказал правду.

Как только колонна выбралась из теснины между соленым озером и следующей высотой, открылась картина поверженной техники. Десятки разбитых танков, вездеходов, орудий и бронированных автомобилей дивизии валялись вдоль дороги. Штауффенберг посмотрел на обер-лейтенанта — тот плакал…

— Нам повезет, если мы отсюда выберемся, — тихо проговорил подполковник. А потом был очередной налет. Пикирующий летчик взял под прицел его «Хорьх»…

Результат: старший офицер был тяжело ранен — левый глаз и обе руки в крови, мундир изодран в клочья. На санитарной машине его доставили в эвакуационный пункт, а потом отправили в полевой госпиталь под Сфаксом — вторым городом после столицы Туниса. Здесь ему ампутировали правую руку, а также мизинец и безымянный палец левой руки. Левый глаз тоже пришлось удалить. В таком состоянии он оказался в одном из госпиталей Мюнхена. Обер-лейтенанту не пришлось сдаваться. Он погиб в машине…

* * *

Жена, 30-летняя графиня Нина Штауффенберг, стройная, симпатичная женщина, с короткой стрижкой по моде тех времен, получив известие о тяжелом ранении мужа, оставила четырех детей на попечение свекрови в Лаутлингене и выехала в Мюнхен.

Она понимала, что встретит раненного мужа и успокоит, и вскоре он поправится. Но когда она увидела «снежного человека», всего забинтованного от головы до ног и без одной руки, поняла: таким Клаусом, каким он отправился в Африку, ему не быть. А еще эта мужественная женщина понимала, что она жена офицера, для которого превыше всего служебный долг — воевать за честь родины. Ее долг поддерживать мужа и не обременять семейными заботами…

В госпитале Клаус лежал в двухместной палате. Раненый метался в жару. Во всем теле оставались осколки металла, которые с гноем выходили из ран. Нина никогда не рассказывала, что она пережила в тот момент, когда она в первый раз увидела своего энергичного мужа в таком состоянии…

Но время — лекарь, кроме всего прочего, оно обладает просто исключительным даром убеждения и даже переоценки человеком прошлого пути. Клаус понимал, что в этом мире ничем нельзя обладать по-настоящему: вещи недостаточно долговечны и человек недостаточно долговечен, особенно военный на войне.

Его постоянно посещали товарищи и сослуживцы. С некоторыми из посетителей Клаус говорил откровенно о катастрофическом положении на фронтах. А Нине перед выпиской из госпиталя сказал:

— Знаешь, у меня такое чувство, что я непременно должен что-то сделать, чтобы спасти рейх. Мы, офицеры генерального штаба, несем ответственность за все, что происходит.

Нина ответила, как бы в шутку:

— В твоем нынешнем состоянии именно ты больше всего для этого подходишь.

Шатауффенберг ничего не ответил жене, которая считала этот разговор ударом палочкой по барабану, но в душу уже закрадывалась липкая тревога…