Ветерок скользнул по развешенному белью, запутался в развешанных снастях, поиграл в клумбе с необычно пушистыми цветами, закрутил пару вихрей из пыли на дороге и ничего больше не найдя для своих игр улетел на околицу. В деревне было тихо. Даже петухи помалкивали, не отсчитывая часы как обычно. В деревне был траур. Все жители собрались на кладбище, хоронить молодую травницу. От нее остался один платок, тело рыбаки так и не нашли. В деревянный ящик положили многострадальный платок и одежду девушки. Многоголосое рыдание разносилось над погостом, мужчины стояли, молча и злобно, поглядывая на старосту. На лице Пропия красовались синяки под глазами, и был сломан нос. Это отец Селены, Феодул, вчера приголубил старосту. Приехав после сговора, он не сразу заметил, какая тишина в доме. Тройняшки сидели тихо и боялись пошевелиться, дочери прятали заплаканные глаза. Только когда посмотрел на жену, понял, что-то не так. Агнесса сказала тихо, еле слышно, пряча глаза: « Селя прыгнула с утеса».
Спокойного мужчину стало не узнать. Он крушил все, до чего мог дотянуться: тяжелый стол из массива заморского дуба развалился пополам, от удара кулаком по гладкой поверхности, от стульев остались одни щепки, не выдержали встречу со стеной, лавка уцелела, только потому, что на ней сидели дети.
Ничего не видя перед собой, Феодул выскочил во двор, опрокинул на себя ведро воды, потом еще. И тут во двор вошел Пропий. Посмотрел на мужчину и заговорил, с фальшивым сочувствием:
– Федя, не убивайся ты, так сильно. У тебя еще есть две дочери. Кого- нибудь из них мельнику сговорим. Такая выгодная сделка ведь, – и осекся, стал потихонечку пятиться назад.
Феодул посмотрел на него, взгляд, убитого горем отца, горел жаждой мести. Он выпрямился, закатывая рукава, стал неспешно приближаться к старосте.
– Сделка, говоришь, – в его голосе зазвучали раскаты грома. – Выгодная, говоришь, – кулаки сжались сами собой. – Скольких ты так выгодно сговорил?
– Федя, успокойся! – завизжал староста, пытаясь сделать еще один шаг назад. Но ноги не слушались, сдвинуться он не смог, и с ужасом смотрел на приближающегося Феодула. Мужчина подошел вплотную, презрительно посмотрел на старосту, и со всей силой ударил его в нос. Пропий вылетел со двора, только каблуки на сапогах мелькнули, и врезался в стоявшую на дороге телегу. Сполз по ней на землю и остался лежать, блаженно улыбаясь.
Сегодня он стоит чуть в стороне и старается не смотреть на убитую горем семью. Взгляд все равно возвращается к зареванным девочкам, к стоящей с безжизненным лицом женщине и суровому мужчине. Смотря на их лица, он отчетливо видел, что его служба старостой в деревне скоро закончится не сегодня, так завтра.
И никто не обратил внимание, на стоящую под деревьями хрупкую фигуру, прячущую лицо под темным платком. Только травница внимательно посмотрела на нее и покачала головой.
После того, как закопали пустой гроб, двинулись к дому рыбака. Феодул остановился и встал перед старостой тронув того за плечо сказал:
– Ты не идешь. Тебе не рады в нашем доме.
Развернулся и зашагал, ссутулившись и смотря в землю.
Долго на поминках не сидели. Люди стали расходиться где-то через пару часов. Им было неудобно, ведь почти все сплетничали или разносили слухи о Селене. Вскоре за столом осталась только безутешная семья и Вереника. Феодосий хмуро смотрел в свою тарелку и сжимал ложку в кулаке, так, что она согнулась. Агнесса и Вереника переглядывались, тройняшки испуганно смотрели на взрослых и шептались. Майка и Геля прижались к друг другу и смотрели то на отца, то на мать, то на сестру, сидевшую напротив. Милика уткнулась в плечо мужа и плакала. Она винила себя, что посоветовала сестре проплыть по дорожке счастья. И еще, боялась момента, когда отец спросит, кто надоумил его дочь прыгнуть с утеса.
Глубоко вздохнув, Милика посмотрела на отца. Его лицо посерело, глаза смотрели в одну точку, зубы стиснуты так сильно, что, кажется, сейчас сотрутся в крошево.
– Папа, – окликнула его Милика. Феодул посмотрел на нее невидящим взглядом. Девушка сглотнула и продолжила, – Я должна тебе сказать…
Но продолжить она не успела, дверь в избу открылась. Все дружно повернули головы. На пороге стояла женщина, скорее девочка, завернутая в темный платок так, что видны были только глаза. Она замерла у входа и только смотрела на людей за столом. Первая отмерла Вереника.
– Аги, детям пора спать.
– Да, да, конечно, – пробормотала хозяйка.