До какого-то безумного наслаждения, в котором теряется даже ощущение бегущего сквозь меня пламени, и, когда Лаура снова распахивает глаза, я вижу ее огонь.
Фиолетовый флер вокруг раскрывающихся в вертикаль зрачков.
На мгновение дракону все-таки удается взять верх, и наше пламя врезается друг в друга с такой силой, что я снова чувствую проступающую на руках чешую и вижу, как нечто похожее начинает серебриться на ее скулах и шее.
Мгновение – и меня выбрасывает назад, в меня, в резкий, сильный ритм наших движений.
От каждого внутри расцветает ледяной костер, чтобы спустя мгновение вырваться наружу одновременно с ее пламенем и слиться с ним воедино, втекая в потолок над нашими головами. А после хлынуть обратно невыносимым жаром и пульсацией, рвущимся из груди рычанием и ее криком.
Мы содрогаемся вместе с такой силой, что ее наслаждение отдается в меня, догоняя мое и накрывая с головой, как лавина.
– Моя девочка, – выдыхаю ей в губы. Не удержавшись, снова пробую их на вкус: губами, языком, всеми чувствами, которые мне доступны.
Я по-прежнему поддерживаю ее под бедра и понимаю, какая она хрупкая.
Какая безумно, отчаянно-беззащитная, несмотря на всю ее силу.
Поэтому осторожно подаюсь назад, и так же осторожно опускаю Лауру на пол, прижимая к себе. Она глубоко, судорожно вздыхает и больше не пытается отстраниться. Напротив, подается ко мне, пряча лицо у меня на груди.
– Торн, это детская, – шепчет негромко.
– Что?
– Мы занимались любовью в детской.
Сейчас в ее глазах нет огня, но мне он не нужен. Я тонул в них задолго до того, как в этот небесный цвет вплелись оттенки летних закатов.
– Обещаю, что мы не будем делать это здесь, когда Льдинка родится.
Лаура вздрагивает.
Но прежде, чем я успеваю спросить, что случилось, она говорит:
– Ты назвал ее Льдинкой, Торн.
Касаюсь пальцами ее губ.
– Я уже называл ее Льдинкой, Лаура.
– Когда?
– Когда мы в очередной раз выясняли, кто прав, а кто виноват. Ты сказала, что попытаешься наладить наши отношения ради Льдинки, и я ответил… что-то в своем стиле.
– Ты правда все это помнишь? – Она снова тянется ко мне и на этот раз не отдергивает руку. Проводит кончиками пальцев по моей скуле.
– Разумеется, нет. Мне все это транслируют по коммуникатору в нужный момент.
Лаура смотрит непонимающе, потом легко бьет меня по плечу.
– Торн!
Я улыбаюсь, но в этот момент «просыпается» коммуникатор. Слава первым драконам, что только сейчас. Первый порыв – ответить, но я вынимаю его и откладываю в сторону. Это совершенно точно сейчас подождет.
Что бы там ни было, оно подождет.
Как выясняется, нет.
Стук в дверь заставляет меня нахмуриться.
– Я занят, – отвечаю резче, чем рассчитывал.
– Ферн Ландерстерг, у нас экстренная ситуация. Налет.
Я поднимаюсь, успевая перехватить в глазах Лауры недоумение, сменяющееся тревогой. Увлекаю ее за собой.
– Щиты? – Одеваюсь мгновенно, подхватываю пуловер, который она мне протягивает.
– Щиты на месте, но драконы бьются о границы пустоши. Роудхорн запустил протокол быстрого реагирования, все в полной боевой готовности. По всей стране.
– По всей стране? – переспрашиваю автоматически.
Лаура тоже застегивает комбинезон, и я рывком открываю дверь. Мергхандар отступает и рапортует:
– Да. Это происходит по всей стране. В каждом мегаполисе Ферверна.
Солливер поправила идеальную прическу. Как показывает практика, от ухоженности нельзя отказываться, даже если переживаешь не самые лучшие времена. Публике гораздо проще сочувствовать красивой женщине, а не растрепанной, в небрежной одежде, которая выглядит так, будто ее нашли на помойке. В данном случае и женщину, и одежду. Нет, один раз, разумеется, показаться в неприглядном виде (с красными от слез глазами) можно, но лучше в красивой сорочке, в постели. А все остальное приложится.
– Ферна Ригхарн, – в гримерную заглянула редактор, – мы готовы.
– Дайте мне пару минут. – Солливер небрежно улыбнулась, и женщина исчезла.
Идея этого интервью изначально принадлежала Крейду, где бы этот трусливый набленыш ни скрывался. Хотя Солливер не верила, что эта идея принадлежит ему, и изначально хотела отказаться. Но только изначально.
– Я пойду на это, – сказала она. – Если он захочет со мной встретиться.
– Он?
– Тот, кто все это придумал.
– Он не согласится.
Значит, все-таки он.
– Ему придется, если он хочет, чтобы я ему помогла.
Разумеется, она оказалась права. Он согласился.
Потому что только через нее, Солливер, сейчас мог получить желаемое.
За окнами студии выли сирены. Здесь, в гримерной, их не было слышно. По большому счету здесь и окон-то не было, но Солливер просто знала, что сейчас происходит. Она теперь знала гораздо больше, чем многие в Ферверне, а как известно, истинное богатство заключается именно во владении информацией. Богатство, власть и прочие сопутствующие.