Обрести крылья

– Из тебя бы получилась очень красивая ледяная статуйка, но я рад, что этого не случилось. – Я коснулся рукавицей ее респиратора так, как хотел бы коснуться без всех этих слоев одежды. Да что там, я бы хотел просто повалить ее в снег и впиться поцелуем в ее губы, прямо в этих бесконечных льдах и низких температурах, под взглядами камер и мергхандаров – мне было без разницы, кто на нас смотрит.

На мгновение эта картина промелькнула перед глазами так ярко, что я поймал своего дракона буквально за хвост на подлете. Во-первых, наши поцелуи не для посторонних глаз. А во-вторых, я не стану ею рисковать из-за собственного минутного помешательства. Или пожизненного помешательства – так будет точнее.

– Так, – она чуть подалась назад, – драконов мы отправили в туалет и поесть, наверное, нам тоже стоит…

К наблам все!

Я подхватил ее на руки и поднялся так резко, что снег следом за нами взметнулся вихрями, как отголоски драконьего пламени. Лаура дернулась, но я только сильнее прижал ее к себе, направляясь в сторону резиденции и расступающихся передо мной мергхандаров.

– Пусти! – предсказуемо брыкается она.

Но брыкаться, будучи так экипированной, достаточно сложно. Когда напоминаешь снеговик на ножках, самое большее, что получается сделать, – упереться руками в грудь.

– Будешь вырываться – уроню в снег, – предупреждаю я.

Она затихает. Хотя бы потому, что и правда боится упасть. Если я что и понял за последнее время, так это то, что за нашу дочь (с какой радости она решила, что там у нас дочь, – не знаю, но пусть будет так) Лаура порвет любого на фервернские флажки и сделает все, чтобы она была в безопасности. Значит, сейчас будет тихо сидеть у меня на руках.

Моему дракону сейчас этого достаточно, он довольно рычит внутри. Его потенциальная пара рядом и никуда не денется, она в безопасности и всецело в его распоряжении.

Не хочется тебя расстраивать, парень, но с этой потенциальной парой очень сложно договориться.

Думая об этом, я чувствую себя как-то странно. Не считая того, что я долгие годы глушил свои чувства, все эти годы я глушил еще и своего дракона, и сейчас это вот перерыкивание (и мои мысли) напоминает разговоры с самим собой.

Как я и говорил, пожизненное помешательство.

Стеклянные двери разъезжаются в стороны, и я шагаю в холл. Благодаря Лауре я все-таки закончил обустраивать резиденцию, и теперь она действительно выглядит как дом, в котором можно жить. Минимализм, никакой пафосной роскоши, но, разумеется, все самое лучшее. Светильники, вмонтированные в стену и в потолки, представляют собой дракона, чей хвост и задние лапы располагаются на одной стене, туловище с детализированной чешуей на потолке, а морда – на противоположной. Сейчас здесь хватает дневного света, но, когда включается подсветка, особенно глаза, выглядит это очень реалистично.

– Куда мы?.. – Лаура не договаривает, стягивает шапку и респиратор и, нахмурившись, смотрит на меня.

– Это сюрприз.

– Сюрприз?

– Надеюсь. Если Арден тебе еще его не раскрыл.

– Арден мне ничего не раскрыл, потому что ты от меня не отходишь. Торн! Я с некоторых пор не люблю сюрпризы. Что там?

Я иду достаточно быстро, поэтому повозмущаться она не успевает. Я ставлю ее на ноги рядом с дверью, а потом закрываю руками глаза.

– Только не говори, что там…

Дверь открывается, и я легонько подталкиваю ее вперед. Потом убираю руки и отступаю, а Лаура замирает.

Детскую оформили в бело-голубых тонах. Кроватка с балдахином, над которой висят снежинки, отдельный манеж, выстеленный мягким ковром с густым ворсом, комод, игрушки и прочая милота, которую, если честно, выбирала и предлагала дизайнер. Я просто утверждал – говорил, что оставить, а что убрать. Свет из огромных панорамных окон льется потоком, пока что холодным, но Ледяная волна не вечна. К тому времени, как наша дочь соизволит появиться на свет, уже снова может пойти снег – ранняя осень в Ферверне как поздняя в Аронгаре, но тем не менее. Когда она появится, здесь будет много света и много солнца.

Хлюп.

Я не сразу понимаю, что это за звук, а когда понимаю…

– Лаура, ты что, плачешь?

Я разворачиваю ее к себе, но она закрывает лицо ладонями и мотает головой.

– Лаура!

Приходится осторожно отвести руки от ее лица: она действительно плачет. Щеки мокрые, глаза блестят.

– В чем дело?

– Я… – Она судорожно вздыхает, потом поднимает на меня взгляд.

– Что?

– Я…

Кроме «я» у нее ничего не выходит, поэтому я просто убираю мокрые дорожки с ее щек подушечками пальцев. Стираю их мягко, она опускает глаза, и тогда я смотрю на странное сооружение – перекладины вдоль стены, на которых висят мягкие разноцветные шарики и мягкие игрушки размером с детский кулачок: от низких к высоким (если так можно выразиться о росте годовалого ребенка). Меня уверяли, что так у малыша или малышки будет стимул все время подниматься, тянуться выше – когда ползание будет переходит в шаг.

Глубокий вздох совсем рядом.

Лаура поднимает на меня взгляд.

– Однажды я уже поверила в то, что все может быть хорошо, Торн. Поэтому…

– Однажды я совершил ошибку, Лаура. Но я хочу все исправить.