Опыты, которые проводились под эгидой спасения человечества (читай: разработки какой-то чешуйни для регенерации), на самом деле оказались экспериментами по изучению ДНК глубоководного фервернского дракона. Того, который считался самым непобедимым благодаря своей особенности к почти мгновенной регенерации, невосприимчивости к ментальным приказам и к смертоносному черному пламени, больше напоминающему воздействие на что бы то ни было кислоты, чем огня.
Правда, было еще кое-что. Именно это кое-что, попавшее к нему в руки не так давно, впервые заставило его задуматься о возможности построения нейросети, над которой работал Гранхарсен и которая способна поднять всех драконов по всему миру, как по сигналу. Не просто поднять, а проникнуть в их мысли, отдать им приказ – разрушать, жечь, замораживать, отравлять ядом, такой приказ, остановить который не сможет никто. Разумеется, ему не нужен был мир в руинах, руинами неудобно править, но после случившегося власть иртханов существенно пошатнется. Да что там, она развалится, как его жизнь из-за набловых сестриц Ладэ и Рэйнара Халлорана.
Ничего, скоро они все будут мертвы.
Как ни печально это признавать, Лаура Хэдфенгер тоже. Вряд ли она переживет силу такой трансляции.
На многочисленных мониторах отображалось происходящее в каждой камере. Пока что были заняты только три, но очень скоро их станет значительно больше. Просто убить Халлорана, его жену, их детей, а особенно – Танни Ладэ с ее набловым мужем и сыном – нет, это слишком просто. Туда же Торнгера Ландерстерга. После прихода к власти этого выродка его чуть не арестовали, и тогда бы все, что сделал отец, могло просто-напросто пойти насмарку.
Ему вернула разум сила глубоководного дракона. То, что у так называемых сильных мира сего его отнимало. Тем не менее его старик связался с теми, кто все это проворачивал, рискнул, и теперь он, Мик, способен не просто самостоятельно есть и ходить в туалет, но и уничтожить весь режим, который иртханы старательно выстраивали тысячелетиями. Хотя бы за то, во что они его превратили. За то, что они творили с людьми.
Можно сказать, отец дал ему жизнь дважды. Очень жаль, что он не дожил до этого дня.
В одной из камер глаза уловили движение: шлюха пришла в себя. Мик подхватил планшет, чтобы отслеживать данные по нему, и направился к двери. Нужно поговорить с ней и решить, что делать дальше. С ней, разумеется. Потому что до того мгновения, когда мир изменится навсегда, остались считаные часы.
Голова болела, как от сильного удара, хотя Солливер не могла припомнить, что она падала. Только что она села в машину к водителю – и вот уже оказалась здесь, в мрачной и сырой камере, напоминающей пещеру. Если бы это случилось не с ней, она бы здорово посмеялась: это казалось чересчур клишированным. Очнуться в камере, где воняет сыростью, на драном матрасе не первой свежести, чувствуя, как в тебя вползает холод от ледяных стен.
Льда здесь не было, но камень буквально источал стужу, и она невольно обхватила себя руками. Садиться не стала: из-за этого вполне можно отключиться повторно, а это не входило в ее планы. В ее планы входило как можно скорее узнать, где она оказалась и что с этим делать.
Какая-то часть внутри ее билась в ужасе, но с этой частью Солливер предпочитала не иметь дела. Маленькая напуганная девочка, которая однажды допустила, чтобы с ней случилось то дерьмо, которое случилось, не могла дать толкового совета. А вот взрослая женщина, которая умела за себя постоять и которая легко избавлялась от всех препятствий на своем пути, – вполне.
Раздался звук открывшейся двери.
Шаги.
По шагам можно многое сказать о том, кто приближается. Это были шаги неровные и, пожалуй, чересчур тяжелые. Что говорило либо о приличном возрасте, либо о психической неуравновешенности. Возможно, о первом и втором вместе, но когда перед ней появилось это существо – за врезавшейся в землю металлической решеткой, Солливер, несмотря на всю свою выдержку, чуть не завизжала от ужаса.
Глаза стоявшего перед ней были абсолютно черными, как глубокая ночь. По шее ползла черная чешуя, уходящая под рубашку, в остальном оно отдаленно напоминало человека. Весьма отдаленно, потому что искаженное застывшей маской ненависти лицо сложно было назвать человеческим. Или даже лицом иртхана.
– Что? – Стоящий за решеткой хрипло рассмеялся. – Не нравится? А ведь ты так искала встречи со мной, Солливер Ригхарн.
Он приблизился, коснулся стены, и над ним полыхнул свет, заставив ее зажмуриться.
– Так просила Крейда, чтобы он нас познакомил. Скажи, ты рада знакомству?
На этот раз глаза она открыла очень осторожно и так же осторожно, держась за стену, поднялась.
– Ты иртхан? – поинтересовалась она.
Четко и по делу, нужно бить сразу, пока страх не сковал по рукам и ногам, а главное – пока он его не почувствовал достаточно остро. Любому зверю страх – как сигнал к прыжку.
– Нет, – произнес он. Будто выплюнул.
– Хорошо. Ненавижу их.