Обрести крылья

Напоследок оглянувшись на камеру, я шагнула к окну. Панорамные стекла взорвались, осколки ужалили кожу.

– Не переживай, заживет все быстро, – усмехнулся Лодингер.

Порезы на моих руках и правда мгновенно затягивались. Хлынувший в комнату порыв Ледяной волны ударился о нее, о первый вздох, но… ничего не произошло. Моя кожа стремительно покрылась сверкающими фиолетовыми чешуйками, защищая себя изнутри и снаружи.

– Взлетаем, шлюшка. Впереди у нас еще столько дел… столько неразрушенных городов.

Когда я встала на подоконник, под ногой хрустнуло стекло. Оттолкнувшись, я стремительной тенью взмыла в черное небо.

Ледяной воздух, который должен был превратить мои легкие в образец для исследования будущих поколений, ничего такого не сделал. Чем выше я поднималась, чем ближе становилось черное ночное небо, тем легче мне дышалось, а силы словно вливались в меня, как если бы я подключилась к невидимому источнику.

В висках пульсировала тупая ноющая боль, но даже она стиралась – видимо, включалась моя регенерация, которая растворила в моей крови препарат, способный погрузить в сон даже сильнейшего иртхана. Мое сознание раскололось надвое, я словно видела себя со стороны, наблюдала за взмахами мощных, полосующих прозрачный воздух крыльев, рассыпающих свечение пламени. Окутывающая меня дымка, наверное, смотрелась как флайс безумца, залетевшего в заснеженные пустоши.

Зато ракету будет наводить удобно.

Эта мысль пришла ко мне, потому что виски снова дернуло болью.

– Тебя не так-то просто найти, Лаура Хэдфенгер.

– Что, у меня еще и встроенный антирадар?

Кажется, ему это не понравилось.

– Ты так стремишься расстаться с жизнью?

– Нет, я надеюсь, что меня долбанет так, что вышибет из моего сознания недоделанного урода, который только и способен, что девушек снимать на камеры голыми.

– Тварь! – взрычало у меня в голове.

– Недоносок, – не осталась в долгу я.

– Этот недоносок изменит мир!

– Ты свою жизнь для начала изменить не пытался? Или пытался, но не прокатило, и теперь ты мстишь всем и каждому?

Голова взорвалась болью, и я мысленно показала ему неприличный жест. По большому счету все, что мне сейчас оставалось, – это стараться вывести его из себя, а по-хорошему, еще и вывести его из меня. Но пока что я не представляла, как это сделать. Не знала. Снова и снова билась о прутья клетки собственного сознания, в котором была запечатана с этим психом. Психом, который сейчас взял управление!

О том, что случилось с Арденом, я старалась не думать, потому что боялась, что тогда психом стану уже я. Больше того, если бы я сейчас была собой на сто процентов, я бы билась в истерике от понимания того, что моего лучшего друга больше нет.

Моего лучшего друга… Вся эта история разрушила мою жизнь, чтобы создать новую. Чтобы понять, что лучшими друзьями можно стать и за несколько дней. Хотя наша с Арденом история началась достаточно давно. Возможно, с той минуты, когда Торн впервые привез меня к нему. А может быть, когда Арден приехал ко мне в Рагран.

Я обещала ему вернуть Эллегрин.

А теперь возвращать ее больше не к кому!

Во мне полыхнула такая ярость, что мир перед глазами расцвел ледяными цветами, а снег внизу, в доброй сотне метров подо мной, заискрился так, что стало больно глазам.

– Твою мать! – отчетливо раздалось у меня в голове, и я, нащупав тонкую ниточку свободы, рванулась.

Отчаянно, навстречу этой свободе.

Я даже дернулась в сторону – нелепо, неумело, едва не кувыркнувшись в воздухе, и в это мгновение меня резко швырнуло вниз. Я сама не поняла, как это произошло, крылья перестали подчиняться, тело налилось свинцом, и я камнем полетела в стремительно приближающийся снег.

За мгновение до того, как меня приложило бы о землю, крылья раскрылись снова. Подхватили в миллиметрах от земли, в лицо ударила волна колючего сухого снега.

Я даже испугаться толком не успела, когда уже снова начала набирать высоту.

– Сделаешь так еще раз, – процедил Лодингер, – и я швырну тебя на скалы. Переломаешься, кости срастутся, но не факт, что выживет твоя драгоценная Льдинка.

При мысли о том, что он может навредить Льдинке, внутри все полыхнуло холодом, а следом – бешенством.

– Только попробуй.

– И что ты сделаешь, Лаура Хэдфенгер?

– Вскипячу твой жалкий маленький мозг повторно, – процедила я.

Рванулась в его сознание, как на высоту: с отчаянной силой врезаясь в ошметки его искалеченного черного разума.

И черным стало все: словно перед глазами выключили свет, а пустоши заменили довольно мрачной темной комнаткой, скорее даже помещением, где уцелевшие мониторы показывали серые картинки обзора камер. Я ударила с такой силой, что меня замутило, воздух закрутился вокруг меня вихрями. С трудом удержав равновесие, я взмыла выше и рванулась снова. Снова и снова, пытаясь освободиться, вышвырнуть его из своего разума.

– Это невозможно! – взвыл Лодингер. – Невозможно! Невозможно!

– В моем случае возможно все, урод!

Не знаю, сказала я это или подумала, но крылья вновь стали моими. Руки. Ноги.