Обрести себя

Вот так и стали мы дружить. Спросила я его как-то, где он так драться научился? Норик рассказал, что дядя его во фронтовой разведке всю войну прошел. Он и научил. Тогда я его и попросила, что бы он меня поучил немного. Стали мы за сарай этот ходить и он меня учить начал. Почти год занимались. Как видишь, вот и пригодилось.

Соня замолчала. Некоторое время они тихо шли по дорожке.

– Не знаю, Соня, может все-таки не стоит, так… жестоко?

– Да, Таня, ты права. На педсовете, да на классных собраниях «ну-ну-ну» говорить надо, а в жизни… В жизни «добро должно быть с кулаками», тем более с такой гнусью.

Они снова замолчали.

– Знаешь, как Норик меня учил: – «Никогда не жди, что тебя бить начнут. Атакуй решительно и быстро, тогда победишь!». Вот так-то, Танечка.

– А Норик этот, что с ним стало? – поинтересовалась Таня.

– Давай-ка заберемся куда-нибудь в сторонку, найдем укромное местечко, я тебе все расскажу.

Они свернули в боковую аллею и пошли искать место, где можно посидеть в тишине.

Глава седьмая

– Соня, вон скамейка пустая! Скорее, а то займет кто-нибудь.

– Таня, я не могу. Ноги до колен оттоптала, как на костылях иду.

Таня быстрыми шагами, почти бегом, устремилась к цели и, с разгону, плюхнулась на нее.

–Уф, захватила!

Соня доковыляла до скамьи и повалилась рядом с подругой. С гримасой боли на лице, она стащила туфли и с блаженством пошевелила пальцами.

– Вот уроды! Не туфли, а кандалы! Разнашивай теперь! К сапожнику подойти, что ли? Все, отсюда меня только краном поднимут!

Соня с улыбкой откинулась на спинку скамьи и раскинула руки.

– Соня, я вижу, тебе легче стало, а то тебя всю трясло после того…

– Отвыкла я, Танюша. Знаешь, с тех пор, как я детдом покинула, это первый наезд такой. В основном было все больше по мелочам. Вот там, в детдоме, чуть ли не каждый день драки были. Представляешь, восемь лет почти прошло, а помню, как будто вчера. Со мной ведь как получилось, что я в детдом попала? Пошли мы с мамой в Бутырку, потому что ей не с кем было меня оставить. Мы передачу папе понесли. Отстояли очередь. Мама к окошку подошла, а там дежурный на нее глянул, посмотрел в журнал и сказал.

– Нет его, помер.

И окошко прямо перед носом захлопнул. Мама на меня посмотрела, передачу из рук выронила, к стенке привалилась.

– Сонечка, – прошептала и…все.

Заорала я от ужаса и, в один миг, стала круглой сиротой. Далее, Танюша, я ничего не помню. Все, как в тумане черном. Помню какая-то тетка милицейская меня в детдом этот, проклятый, привезла. Он недалеко от Волоколамска был. Так вот, там, у его ворот, мое детство и закончилось.

– Сколько же тебе было?

– Я же рассказывала, десять всего. Пробыла я там семь лет бесконечных, как будто на зоне. Каждый день за жизнь бороться приходилось.

– Сдохну, – решила я, а выживу и выучусь. В память о маме и папе. Чтобы они там наверху знали, что их Сонечка не пропала. Чуть ли не с первого дня начали меня гнобить.

– За что, Сонечка?

– Как за что? Я же дочь врага народа, да еще еврейка единственная во всем детдоме. Вот меня и травили нещадно.

– Ужас какой! – прошептала Таня.

Она посмотрела на Соню не в силах промолвить ни слова.

– Да, Таня, ты права – ужас. Был у нас один. Тайно, исподтишка гадости делал, изводил как мог, только жидовкой меня и звал. До того он меня довел, что однажды я не выдержала. Было это в библиотеке. Хватанула я энциклопедию, да с размаху, как его по голове хрястнула. Он на пол и упал. Меня тогда наказали, но зато я почувствовала, что меня немного побаиваться начали. Потом мне девочки темную устроили. Одеяло на голову накинули и так излупили, что утром я еле из постели выползла. Поняла, я тогда, что там волчьи законы правят. Мстить надо немедленно и нещадно. Случай не заставил себя ждать. Через неделю в туалете услышала я, как одна девочка сказала другой

– Мы сегодня вечером жидовке этой снова темную устроим.

– Все, поняла я, или отобьюсь или убьют меня. Стащила я швабру из подсобки и за шторой, что в спальне рядом с кроватью была, поставила. Одеял натаскала незаметно и положила их в кровать, словно я лежу с головой укрытая. Сама за портьеру спряталась и стала ждать. Вижу в щелку, четверо девочек к кровати моей подбираются. Только они напали и поняли, что меня там нет, как я выскочила, да как заору во весь голос и начала их шваброй метелить. Со всей силы. По головам, по спинам, куда попало. Вопли, крики. Луплю их и думаю, сейчас они очухаются и меня забьют насмерть. Вдруг училка дежурная к нам ворвалась… Меня снова наказали. В черный чулан на весь день заперли. С тех пор мне кликуху придумали – Сонька-бешенная. Я усвоила, Таня, одно правило. Никому, никогда не уступать ни на миллиметр. Иначе, конец. Как только кто-то на меня наезжал, сразу в драку кидалась не глядя, кто передо мной. Что было под рукой, то в дело шло. Вот так я и жила, пока Норик не появился. Однажды, это уже после той драки было, когда он один против пятерых вышел, сидим мы вечером на бревне в углу двора. Он меня спросил:

– Можно я тебя поцелую?