Обретение чувств

В церковном дворе на начинающих желтеть берёзках тенькали синички, перебравшиеся из лесов к людскому жилью, не дожидаясь близкой уже непогоды и холодов. День был тихий, солнечный и тёплый. Ещё жужжали шмели, выискивая остатки нектара в цветках лопухов, пролетали какие-то букашки, торопясь напоследок насытиться и потом спрятаться в расщелине берёзовой коры и уснуть там до будущей весны, но маленькие паучки уже выпустили серебристые паутинки и летели на них вдаль, как переселенцы в поисках земли обетованной. Природа делала свои последние летние приготовления к осени и долгой зиме.

Батюшка Кирилл вышел из церкви следом за Иваном и добродушно щурился на солнце, подставляя лицо и окладистую бороду нежарким уже солнечным лучам.

– Так что вы, Иван Петрович, хотели сказать о вашей школе? – спросил священник учителя, оглаживая и расправляя бороду.

– Откуда вы знаете моё имя-отчество? – вновь удивился Иван.

– Как не знать, если две мои старшие дочери с самого вашего приезда только и говорят, что о новом учителе: молодом и холостом. Они у меня на выданье уже и интересуются всяким приезжим в село: вдруг это их суженый будет. У меня шесть дочерей, а сына Бог не дал. Был бы сынок, он бы сменил меня, если бы стал священнослужителем, тогда и дочки мои остались бы при нём, если бы Бог меня призвал к себе. Но сынка нет, и печалюсь я о судьбе моих дочерей.

Замуж за простого крестьянина им негоже выходить, а других женихов здесь не водится. Я уже и всем знакомым священникам по епархии письма слал: может у них сыновья поженихаются с моими дочками, но пока результатов нет. Иначе дочкам моим один путь – в монастырь, если со мной несчастье произойдёт. Епархия, конечно, пенсион назначит моей матушке и дочерям, но только до совершеннолетия. В таких мыслях о мирских своих заботах и службу веду, – откровенничал батюшка Кирилл с молодым учителем, – видно сильно досаждали ему мысли о судьбе своих дочерей.

– И что это мы с вами, Иван Петрович, во дворе беседу ведём? – спохватился батюшка. – Пойдёмте ко мне в дом, чайку душистого с медком и блинчиками попьём, там и обсудим ваши заботы о школе, – пригласил отец Кирилл учителя, и Иван не стал отказываться.

Дом священника стоял рядом с церковью и духовник с учителем на глазах редких прохожих прошли по улице, отвечая на их поклоны: учитель наклоном головы, а духовник благодатным перекрестием. Дом священника оказался больше, чем предполагал Иван, потому что длинной стороной уходил от улицы, на которую смотрели только четыре окна, тогда как во двор выходило восемь окон и ещё четыре глядели в соседний двор. Попадья встретила их на крыльце и по кивку мужа пригласила их в гостевую комнату, принявшись хлопотать у самовара.

Священник предложил Ивану место у стола, и лишь только учитель присел, как в комнату вбежали две девушки и что-то начали шептать отцу, украдкой поглядывая на гостя.

– Видимо, это и есть дочки на выданье, – догадался Иван. – На вид хороши неброской русской красотой, с хорошей статью, и жаль будет их, если придётся идти им в монастырь, – подумал Иван, разглядывая девушек, но не пристально, а мельком, чтобы не смущать их девичьи души и сердца, ждущие любви плотской, ибо духовной и родительской любви у них, судя по всему, было в достатке.

– Это мои старшие дочки, Маша и Даша, а младшенькая – Наташа, будет учиться у вас, Иван Петрович, в вашей школе, потому я и ждал вашего визита, чтобы уговориться об её учёбе: вы по дворам села прошли, но в мою обитель не заглянули и не записали мою Наташеньку в класс. Будьте добры, сделайте это теперь же, не мешкая, а я попрошу старших дочерей пригласить младшую вам на показ, – сказал священник, и девушки скрылись за дверью, чтобы через минуту показаться вновь с младшей сестрой, которая на удивление Ивана оказалась черноволосой со жгучим цыганским взглядом карих глаз.

– Вот Бог послал нам с матушкой напоследок чернявенькую дочку, – засмеялся священник, увидев удивление учителя. – Мой-то батюшка тоже был чернявый, но порода жены моей Евдокии оказалась сильнее, и лишь напоследок масть отца моего победила женскую породу, и Наташа оказалась чернявой.

Правда, я надеялся на сыночка, но на всё Божья воля, и если старшие дочери отыщут суженых и разъедутся, то младшая ещё долгие годы будет с нами скрашивать нашу старость, – пояснил священник. Аккурат с его словами в комнату вошла попадья Евдокия: дебелая женщина, повязанная ситцевым платком, скрывающим её голову и оставляющим открытым только лицо, похожее на лик Богородицы с иконы, стоявшей на столике в углу комнаты в окружении других икон святых, пристально вглядывающихся из-под своих окладов на учителя Ивана.

Матушка Евдокия поставила на стол стопку блинов на блюде, плошки с мёдом и сметаной, за ней вновь вошли старшие дочери с посудой в руках, и через минуту стол был уставлен снедью, что Бог послал священнику в этот день.