Обретение чувств

– Отрезать ничего не надо, но платье придется другое купить для хлопот по дому: с глухим закрытым воротом, чтобы груди твои не телепались у всех на виду, вызывая нескромные желания. Я заметил, что когда ты начинаешь мыть полы в школе после уроков, то старшие ученики подглядывают за тобою с интересом: вдруг грудь вывалится из сарафана. Мне твоя грудь тоже нравится, как и другое укромное место, – закончил учитель, вставая из-за стола и обхватывая служанку за груди, высвободив их из выреза сарафана на свободу. Прикосновения к упругим женским прелестям неожиданно возбудило его вновь и он потянул Арину снова к дивану, чему та не противилась, успев однако убрать сковороду с недопеченным блином с плиты.

В этот раз слияние учителя со служанкой было бурным и длительным. Арина дважды, с перерывом, заходилась страстными стонами от женского удовлетворения, пока Иван тоже не добился полного блаженства и не затих на жарком теле женщины, которую успел таки оголить всю, сбросив и свой халат, так что на диване неподвижно лежали совершенно нагие мужчина и женщина, соединенные в объятиях после удовлетворенной плотской страсти.

Неподвижно полежав минуты, Арина высвободилась из-под Ивана, одернула сарафан, скомканный на теле и с улыбкой полного удовлетворения пошла на кухню допекать блины, сказав учителю похвальные слова:

– Сегодня вы, Иван Петрович, и вовсе молодец, – такое удовольствие доставили бедной вдове, да ещё и три раза, если считать с утра, чего с вами никогда не бывало. Это, наверное, старостина дочка так распалила вас, что накинулись на меня словно собака на кость, – поддела служанка учителя и смеясь скрылась за дверью.

– Действительно, почему похоть снова взыграла во мне? – вяло размышлял Иван в полном изнеможении чувств, излившихся в женское тело Арины: не любимое, конечно, но очень и очень желанное.

–Так и вообще можно привыкнуть к Арине и довольствоваться только ею, как мой отец привык к служанке Фросе и она стала ему вместо жены. Арина тоже становится всё бойчее и страстнее, вздрагивая и постанывая подо мною и судорожно сжимая мою плоть в тайных глубинах женского лона, вызывая у меня нестерпимую сладость владения женщиной.

– Всё! Больше не буду покусывать Арину в грудь и не буду оголять её всю в минуты соития, – решил Иван. – Пусть останется только плотская утеха и никаких больше чувств, – иначе нам обоим несдобровать. А сейчас придется пойти к старосте, чтобы развеять подозрения его дочери Татьяны относительно моих отношений со служанкой, – закончил Иван мысленные рассуждения, вставая с дивана и направляясь на кухню допивать свой чай: после страстной близости с Ариной во рту у него совершенно пересохло.

Служанка допекла блины и отпросилась домой к сыну. На что Иван, благодарно за доставленное удовольствие, отпустил Арину и на весь завтрашний день, намереваясь навестить священника: в масленицу сельчане заходили в гости без приглашения, но соблюдая чинопочитание: крестьянину простому в дом священника хода не было, а учителю – всегда пожалуйста: как родному, да ещё и потенциальному жениху для старших дочерей – на выбор.

Иван, как и задумал, посетил старосту, принял участие в их семейном застолье, был внимателен и любезен с Татьяной, чем успокоил её подозрения насчет служанки, которую ему прислал староста: мол у отца и расспрашивайте про служанку: она убирается у меня по дому и в школе, да ещё готовит кушанья, а кто она и что она, мне без надобности.

Девицам Иван рассказал занимательные истории о семейной жизни людей Востока, где можно иметь много жен и как эти жены должны вести себя дома с мужем и при посторонних.

Староста от этих историй оживился и тоже рассказал, как в войне с турками болгарки помогали русским войскам едой и питьем, а турчанки прятались в своих домах и при обысках на женскую половину заходить солдатам было нельзя – иначе осквернишь жилище и хозяин дома – турок может из-за этого развестись с женой, трижды обойдя вокруг жены и проговорив три раза слово «талгат», а что это значит, Тимофей Ильич не ведал.

Время в беседах и застолье прошло незаметно и Иван возвращался к себе домой уже затемно, хотя день значительно прибавился и со дня на день ожидалось вешнее тепло, а там и посевная, к которой на селе усердно готовились, унавоживая огороды и пашни навозом от скотины, что скопился за зиму и лежал во дворах большими кучами.

К вечеру небо прояснилось, похолодало и Иван шел по пустынной улице, похрустывая сапогами подтаявшим за день настом на укатанной санями дороге. В окнах домов кое-где мелькали огоньки свеч, в избах горели лучины, но большинство домов и изб стояли в темном безмолвии: даже в праздничные дни крестьяне ложились спать рано, чтобы не тратить понапрасну свечи и не дымить в избах лучиной: керосиновые лампы лишь начинали входить в сельский быт, но были дороги и не каждой семье по карману, да и керосина для них не напасешься.