– Как хотите, Иван Петрович, но я не согласная грешить с вами в Великий пост, хотя и сама привыкла к мужской усладе и вся дрожу, лишь вспомню ваши ласки на диване. Надо охолонуть немного и замолить телесный грех – на то он и пост, Великий, чтобы ничего скоромного не употреблять, а мужские ласки – это самое скоромное, что только может быть на белом свете.
Пройдет пост и всегда пожалуйста к вашим услугам и нашему удовольствию – хоть ложкой черпайте, но в пост Великий я вам не уступлю и не надейтесь. И пощадите бедную вдову в её покаянии, за женские слабости до конца поста, – объяснила Арина свой отказ идти на диван, куда Иван, по привычке потянул женщину, в первый же день поста после масличной недели, на которой оба они охотно предавались плотским утехам чуть ли не каждый день.
Иван смирился с желанием Арины попоститься и замолить грешные плотские утехи, но молодое его тело не слушалось голоса разума и требовало удовлетворения, потому-то и начала ему сниться Татьяна ночами и являться в мыслях каждое утро. Как-то во сне ему привиделось, что он овладел девушкой на своем диване и получил полное удовлетворение. Проснувшись на мокрой простыне, Иван убедился, что сон довел его до юношеского семяизвержения. Арина, застилая постель, также заметила следы сонных мечтаний учителя на простыне и даже посочувствовала с улыбкой:
– Потерпите, Иван Петрович, немного осталось поститься – чуть больше недели, а там, чувствую, вы разорвете меня надвое прямо на диване. Ну, да ничего, стерплю вашу страсть – бог терпел и нам велел: не впервой весело услаждать мужчину и самой усладиться, – закончила служанка и ушла в кухню готовить постный завтрак учителю, покачивая бедрам, так что Иван еле-еле сдержался, чтобы не взять Арину силой и тем нарушить её пост.
Последняя неделя поста пролетела мигом: в школе скоро заканчивались занятия и учитель перед летним перерывом натаскивал учеников в грамоте, а тех, кто обучался третий год, проверял на грамотность испытаниями, чтобы потом выписать им свидетельство об окончании земской школы первого уровня обучения.
От плотских желаний Ивана отвлекло и происшествие на селе, которое горячо обсуждалось всей общиной. Один селянин, что пожелал выделиться из общины со своим наделом земли, вызвал из уезда землемера, чтобы установить точную межу с соседними наделами. Снега уже сошли с полей и межевание землемер сделал быстро и, видимо, за мзду, потому что прирезал этому крестьянину общинной земли на три сажени по всей длине.
Владелец того участка, что урезали, попытался оспорить, по-честному, эту несправедливость, но кулак отказал ему в справедливости и крестьянин, в горячке, заколол кулака вилами прямо на меже – так начала действовать земельная реформа, затеянная министром Столыпиным. Раньше такой спор на меже легко решался внутри общины, на сходе крестьян, а теперь оспорить межевание с кулаком можно только через суд, на который у крестьян не было ни денег, ни грамотности, что и привело к убийству. Целую неделю всем селом обсуждали это злодейство и решили, что ещё много крестьянской кровушки прольется, если земельная реформа помещика Столыпина будет продолжаться в тот же направлении: когда можно бессовестно прирезать себе землицы за счет соседей, дав взятку землемеру или начальству в уезде.
В субботний день перед Пасхой, служанка добрую половину дня парила и жарила на кухне различные блюда для разговления, пекла пироги, плюшки и куличи и лишь к вечеру, выложив стряпню на блюда и убрав кушанья в погреб на лёд, ушла домой, чтобы поспеть к церковной службе, но пообещав, с улыбкой, что завтра придет пораньше для разговления.
С уходом Арины учитель не стал дожидаться завтрашнего утра, а закусив пирогами с маком и съев добрый кусок буженины, что Арина принесла из лавки, пошел ко Всенощной, чтобы помаячить у сельчан перед глазами и тем подтвердить свою православную набожность. Впрочем, дождавшись полуночи и совершив крестный ход вокруг церкви, Иван при первой возможности потихоньку исчез со службы и спокойно улегся спать, справедливо считая, что утро вечера мудренее.
Ночью учителю снова приснилась Татьяна, почему-то с распущенными волосами, но в Аринином платье-сарафане, которое бесстыдно приподняла, показывая женскую наготу. От такого сна Иван и проснулся. Утро уже занялось теплым солнечным и спокойным. Помнится, что служанка Фрося, жившая с его отцом Петром Фроловичем в прелюбодеянной связи, как и он с Ариной, всегда говорила, что на Пасху, какой-бы ни выдался день хмурым, солнце обязательно покажется хоть на несколько минут, чтобы осветить землю в честь воскресения Спасителя.