– Ваша светлость, в городе сейчас творится настоящий кошмар! Как только подойдет армия герцога Нинсельского, мы сумеем навести порядок и тогда обязательно разыщем их, а пока мы блокируем все дороги – им не выбраться из столицы.
– Смотри, Лурт. Если выберутся, ты ответишь за это головой!
Лурт сглотнул.
– Я не подведу, ваша светлость.
– Не подведешь, не сомневаюсь, – хмыкнул герцог. – А что слышно об этом выскочке?
Выскочкой герцог Вертонский называл Вольдемара.
– Он… мы не можем найти его. Последний раз его армию видели в Нинселе.
– Ну и ладно. Главное, что он оттуда не успеет ничего сделать.
– Но ваша светлость… у замка герцога собрана большая армия под командованием нового графа Иртинского… если она выступит к столице…
– Сколько их?
– Человек восемьсот всадников Конрона и около двухсот арбалетчиков.
– Этого совершенно недостаточно, чтобы повлиять на события. У одного герцога Нинсельского тяжелой конницы вчетверо больше.
– Но есть еще армия самого герцога. У него там три тысячи его новой пехоты…
– Новой пехоты… Что в пехоте может быть нового? В любом случае они не успеют. Вы ведь перекрыли все дороги в герцогство?
– Не сомневайтесь, ваша светлость, ни один гонец не проскользнет.
Армия под командованием Конрона с пехотой, посаженной на новые телеги, как раз в этот момент пересекла границу герцогства и форсированным маршем двинулась в сторону Родердона. Гонцы с этой вестью катастрофически запаздывали, и эту новость герцог Вертонский получил только через два дня, когда как-либо реагировать было уже поздно. К сожалению, совсем обогнать армию мятежников не получилось, слишком уж большая фора была у герцога Нинсельского. По всему выходило, что Конрон успеет к столице спустя всего лишь несколько часов после него, что совершенно недостаточно для укрепления позиции в столице и наведения порядка. Обороняться в охваченном бунтом городе бессмысленно и крайне опасно. Собранный военный совет пребывал в самом безрадостном настроении.
Конрон, как загнанная лошадь, метался по всей палатке и искал выход, поймав себя на мысли, что размышляет, как бы в подобной ситуации поступил Вольдемар. Покосился на командиров пехотных полков Вольдемара. Те сосредоточенно о чем-то спорили, склонившись над картой, Джером сидел чуть в сторонке, нервно покусывая губы, для него успех или провал значили гораздо больше, чем для прочих.
– А что мы все зациклились на столице? – вдруг поднял он голову. – Наша главная цель – мятежники. Если мы разобьем армию Нинсельского, то у мятежников не останется военной силы.
Все ошарашенно повернулись к нему.
– Разобьем? – Конрон удивленно посмотрел на Джерома. – Их втрое больше нас!
– И что? – Джером вдруг почувствовал необыкновенное воодушевление. – Они нас не ждут – раз, наша пехота намного сильнее их – два, мы будем диктовать, где и когда сражаться, – три. Вспомните, что говорил Вольдемар: удивил – победил!
Теперь все в палатке смотрели на Конрона, а он пытался понять, насколько этот безумный план реален. Не познакомься он в свое время с Вольдемаром, даже слушать это безумство не стал бы, но сейчас… Он посмотрел на пехотных командиров.
– Вы отвечаете за своих людей?
Те переглянулись.
– Мы сделаем все, как положено!
– Хорошо! – решился Конрон. – Высылаем разведчиков, мы должны точно знать, где враг, потом сделаем так…
…Когда латники Конрона атаковали походную колонну мятежников, герцог Нинсельский решил, что они сошли с ума. Однако те неожиданно легко раскидали охранение и врубились в основную колонну, посеяв там панику. Мятежники уже находились на расстоянии нескольких километров от столицы и надеялись, что их марш закончен, поэтому к такому нападению не были готовы совершенно, и с охранением у них дело обстояло так себе, ведь теоретически они шли по дружеской земле. Да и солдаты готовились сражаться с плохо вооруженной чернью, но никак не с рыцарской конницей.
Пока сумели организовать отпор, навести порядок, прошло несколько часов, снова двинулись в дорогу, проклиная налетчиков… и уперлись в оборонительную линию войск герцога Торендского – саперы за выигранное время сумели совершить настоящий подвиг. Каждую складку местности они сумели использовать с толком, прикрыли «ежами» наиболее опасные направления, вывели стрелометы и спрингалды.
Если бы герцог Нинсельский был более сдержанным человеком… Но его просто вывела из себя эта задержка, тем более что он видел в первых рядах противника выстроенную пехоту, из трусости спрятавшуюся за какие-то жалкие деревяшки. Герцог не знал боевых качеств новой пехоты Вольдемара, а просветить его было некому.
Конрон решился на такой план как раз потому, что знал и верил, но даже он все равно иногда тревожился. Если пехота не выдержит и побежит… С другой стороны, это был единственный шанс заставить врага атаковать. На выстроившихся в обороне рыцарей Нинсельский может и не пойти с ходу, а любая потеря времени недопустима, кто знает, в чью пользу играет время. А пехота… пехоту, по местным понятиям, разгонит любой рыцарь с оруженосцем.