Обретение Энкиду

Рамка опять качнулась взад-вперед... и замерла.

- Засорилась, что ли? Цирка, что это с ней? - спросил Хашта недоуменно. - Или ты это... больше не Энкиду?

- Так не бывает, - холодно сказала Цира. - Человек или Энкиду, или нет. Третьего не дано.

- А эта дура-то что стоит? - закономерно поинтересовался Хашта.

- Почем я знаю, - сказала Цира. - Может, ты неправильно ее держишь.

- Да нет, Цирка, правильно я ее держу. Я ведь ее и раньше так держал.

- Так ведь раньше она вертелась?

- Раньше вертелась. А теперь вот клинит.

Он снова проверил исправность рамки на мне. На меня индикатор реагировал, на Циру - хоть убей.

Мурзик подумал немного. Поковырял индикатором в ухе. Цира зашипела и дернулась, чтобы отобрать. Кошка, недовольная резким движением, тяжеловесно спрыгнула на пол, опрокинув при том тарелку с виноградом.

И тут рамка, точно бешеная, завертелась в пальцах у Мурзика. Как будто до сих пор что-то сдерживало ее естественные порывы.

- Бля! - изумился Мурзик. - Заработала!

В наши затуманенные алкоголем мозги с мучительным скрежетом вошла новая информация. Итак, индикатор все-таки среагировал на Циру. Яростно, я бы сказал, среагировал. Это значит, что...

- Значит, прежде что-то сдерживало, а теперь, значит, не сдерживает, - подытожил Хашта-Мурзик.

Мне стало обидно. Почему мой бывший раб додумался и сформулировал, а я нет? Почему это он нашел единственно точное слово, а я...

- Мурзик, ты когда-нибудь напиваешься пьян? - спросил я.

- Ну... - призадумался Мурзик. - Может... хотя... Вот у Трехглазого, после той дряни... Или... А! - он просиял. - Раз мы с сотником, значит, зашли в одно место...

- Я же говорила: человек или Энкиду, или нет, - холодно процедила Цира. Она не могла простить нам того, что мы в ней усомнились.

- Да брось ты, Цирка, в самом деле дуться! Кто в тебе сомневался? спросил проницательный Хашта-Мурзик.

- Кто дуется? - взъелась Цира. Отчетливо понесло уксусом.

- Да ты и дуешься! - добродушно засмеялся Мурзик. - Не, тут какая-то загвоздка другая... Во...

Он поднес рамку ко мне. Рамка послушно завертелась, ровно, уверенно, хотя и не слишком быстро.

Затем Мурзик поднес рамку к Цире. Рамка сначала остановилась. Потом качнулась... и завертелась в обратную сторону.

- Все! - торжествующе крикнул Мурзик. - Все! Все ясно!

И захохотал. Полез целоваться к Цире, опрокинул ее. Цира дернула в воздухе ногами, затихла. Мурзик слез с нее и повернулся ко мне. Налил мне вина, бросился чокаться. Облил мои джинсы, а заодно и свой новый свитер. Ему Цира на освобождение подарила.

- Цирка! Ты это...

Цира продолжала лежать. Видать, ждала, пока он снова целовать ее начнет. Но Мурзик с этим не спешил. Он выпил со мной. Тогда Цира села, с независимым видом поправила волосы и взяла яблоко.

- Ты, Цира, не Энкиду, - сказал Мурзик. - Мы просто не отследили. Рамка на тебя в другую сторону вертится. Ты, Цира, - Гильгамеш. Вот ты кто. Потому и не слились мы, значит, в едином экстазе...

- А почему, в таком случае, раньше рамка стояла? Почему не вращалась? - спросил я.

Я плохо соображал. Мне было мутно.

- Потому что рамка может или в одну сторону крутиться, или в другую, - сказал мой бывший раб. Вишь, насобачился в диалектике. - В обе стороны сразу она вертеться никак не может. Противоречит... эта... законам природы.

- Мурзик... тебя товарищи что, еще природоведению там обучали?

- Не, сам допер, - гордо сказал Мурзик-Хашта.

- Заткнись, Даян, - прошипела Цира.

- Что, Цирочка, исключительность свою тешишь? Все Энкиду, одна ты, видите ли, Гильгамеш? - съязвил я.

Цира не ответила.

Хашта вскочил и забегал по комнате.

- Если она не может вертеться сразу в обе стороны, стало быть... ей Энкиду мешал. Фонил Энкиду какой-то. Создавал эти... неблагоприятные помехи.

- Какой ты умный, Мурзик, - сказал я, - неблагоприятные помехи вычленил.

- Стало быть, Энкиду рядом фонил...

- Да я и фонил! - заорал я. - Я-то Энкиду! Я рядом был!

- Нет, господин, - твердо сказал Мурзик. И даже остановился. Уставился на меня. Измерил глазами расстояние от меня до Циры. - И допрежь мы на таком же расстоянии были, когда поначалу индикатором баловались. И все в порядке было, вертелся, как миленький. В обе стороны... Не...

И тут мы поняли. Все трое. Одновременно.

Энкиду был в комнате. Еще один Энкиду. Не я и не Мурзик. Третий.

Когда рамку заклинило, он лежал у Циры на коленях и наблюдал за нами холодными янтарными глазами.

Сейчас он жрал второй кусок колбасы, похищенный с блюда. Порыкивал на всякий случай, чтобы не отобрали. И хвост у него от жадности трясся.

- Цира... - сказал я. - Скажи, Цира... Разве души могут... в животных...

- Могут, - сказала Цира. - Могут. Души все могут... Кис-кис...

- Измельчание, бля, - сказал Мурзик.

Доев колбасу, кошка принялась умываться. Выставила заднюю лапу пистолетом, яростно вылизала себе живот. На цирины "кис-кис" никак не отзывалась.

- Малая малость, - сказал задумчиво Хашта. И сел на диван рядом с Цирой. - Такая малая, что мы и не заметили, как ее недостает...

- Без этой малости вам не слиться, - сказала Цира. - Никогда.

Кошка подняла голову и строго поглядела на Циру.