– Конечно, дорогая, но с вами пойдет Томфри.
Мы вышли из комнаты вслед за Томфри, а за дверью мистер Уильямс остановился и положил ладонь мне на плечо.
– Вы сегодня очаровательны, – прошептал он, приближая свое лицо к моему. – Соблаговолите подарить мне прядь своих волос, чтобы не так больно было расставаться.
– Прядь волос?
– Как знак вашей любви.
Я поднесла куриные перья к пылающему лицу.
Он вложил мне в ладонь белый носовой платок.
– Заверните в него прядь и перекиньте через ограду на Джордж-стрит. Я буду ждать.
Сделав это волнующее распоряжение, он улыбнулся мне – и как улыбнулся! – и направился к двери, где в нетерпении ждал Томфри.
Возвращаясь в гостиную к родителям, я остановилась у двери и услышала разговор о себе.
– Джон, нам следует проявить здравомыслие. Он может оказаться ее единственным шансом.
– Полагаешь, у нашей дочери так мало перспек тив на замужество, что лучше
– Его семья не бедная. Они вполне зажиточные.
– Но, Мэри, это семья торговцев.
– Мужчина ухаживает за Сарой, и, скорей всего, это лучшее, на что она может рассчитывать.
Немного огорчившись, я бросилась к себе в комнату, чтобы выполнить тайную миссию. Над моим столом при свете лампы склонилась Подарочек, нахмурив лоб, она пыталась читать сложную поэму «Леонид», оду мужчинам и войнам. Как всегда, на шее у нее болтался мешочек с корой, листьями и желудями дуба с заднего двора.
– Быстрей! – выпалила я. – Возьми из ящика ножницы и отрежь прядь моих волос.
Прищурившись, она не сдвинулась с места.
– Зачем?
– Просто сделай, и все!
Я сгорала от нетерпения, но, увидев, что ее обижает мой тон, объяснила причину.
Она отрезала прядь длиной с мой палец, посмотрела, как я заворачиваю волосы в носовой платок. После чего спустилась за мной в сад, где я разглядела сквозь забор палисадника темную фигуру, прислонившуюся к оштукатуренной кирпичной стене дома Дюпре на той стороне улицы.
– Это он? – спросила Подарочек.
Испугавшись, что он услышит, я зашикала на нее, а потом швырнула через забор любовное послание. Оно упало на разбитые ракушки, которыми была усыпана улица.
На следующий день отец объявил, что мы немедленно отправляемся в Белмонт. Из-за предстоящего бракосочетания Томаса было решено, что этой весной отец уедет на северную плантацию один. А теперь вдруг всей семье предстоял лихорадочный массовый исход. Неужели отец думал, что никто не понимает – дело в неугодном сыне серебряных дел мастера?
Я второпях написала письмо и оставила его Томфри для отправки.
Семь недель разлуки с мистером Уильямсом стали для меня настоящим мучением. Между тем я занялась устройством лазарета для рабов на плантации, разместив его в углу прядильни. Много лет назад здесь уже был лазарет, но потом пришел в запустение, и рабыня Пегги, пряха, приспособилась хранить на старых койках чесаную шерсть. Нина помогла мне отскрести один угол и собрать аптечку из лекарств, целебных мазей и трав, которые я выпрашивала или смешивала сама на кухне. Вскоре появились больные, да так много, что надсмотрщик пожаловался отцу, мол, моя лечебница нарушает работу на плантации. Я ожидала, что отец запретит лазарет, но он оставил все как есть, предупредив, правда, что у рабов найдется масса способов злоупотребить моей добротой.
Мама же едва не прикрыла эту лавочку. Узнав, что я провела ночь у постели пятнадцатилетней девочки с родильной горячкой, она закрыла лазарет на два дня, но потом сдалась.
– Ты ведешь себя неосмотрительно, – сказала она и добавила, почти угадав правду: – Догадываюсь, что тобой движет не сострадание, а потребность отвлечься от мыслей о мистере Уильямсе.