Обретение крыльев

А знаешь, однажды, когда мы были детьми, Шарлотта заставила меня поклясться, что когда-нибудь я сделаю все от меня зависящее, чтобы освободить тебя? Мы стояли около поленницы дров, в которой жил совенок. Помню все, словно это было вчера. Могу сейчас признаться, что именно поэтому научила тебя читать. Я говорила себе: чтение – та свобода, которую я могу тебе дать. Прости меня, Подарочек. Жаль, я не смогла лучшим образом выполнить клятву.

Я по-прежнему храню серебряную пуговицу, которую выбросила, а ты подобрала. Пишу тебе, а она лежит рядом с чернильницей, напоминая о моей судьбе, которая, как я считала, ждет меня. Как объяснить подобную уверенность? Я просто знаю это так же, как и то, что внутри каждого желудя скрывается дуб. Всю жизнь меня одолевает желание вырастить семечко. Я приучила себя к мысли, что стану юристом, – может, потому, что вдохновилась примером отца и Томаса, но этого не произошло. А теперь я мечтаю стать квакерским пастором. Надеюсь, это даст мне возможность совершить то, что я пыталась сделать в день своего одиннадцатилетия, когда тебя столь бесчеловечно подарили мне как вещь. Это позволило бы мне заявить всем, кто захочет слушать, что я не могу принять… что мы не можем принять рабства, с ним пора покончить. Вот для чего я родилась – не для священства, не для юриспруденции, а для отмены рабства. Я осознала это лишь сейчас, но именно это дерево заключается в желуде.

Передай своей матушке: я рада, что она наконец тебя нашла. Привет от меня твоей сестре.

Я потерпела неудачу во многих вещах, даже в любви к тебе, но я по-прежнему считаю тебя другом.

Сара.

Подарочек

Всю зиму матушка просидела у камина на кухне, ничего не делая. Она немного поправилась, но у нее случались приступы тошноты, и приходилось начинать все сначала. Матушка говорила, что я всегда подхожу к ней с куском лепешки.

У нас было много свободных помещений для рабов, но мы трое оставались вместе в подвальной комнате. Гудис принес из детской маленькую кровать, мы втиснули ее рядом с большой и спали под рамой для лоскутных одеял как три горошинки в стручке. Скай как-то спросила, что это за деревяшка, прибитая гвоздями к потолку?

– Ты никогда не видела раму для лоскутного одеяла? – удивилась я.

– А ты никогда не видела рисового поля, – ответила мне матушка.

Она по-прежнему не хотела рассказывать о том, что с ней случилось.

– Что прошло, то прошло, – говорила.

Но почти каждую ночь она просыпалась и бродила по комнате, и тогда не было похоже, что «все прошло». Я поняла, что лучшим лекарством для нее станет иголка, нитка и кусок ткани. Однажды сказала ей, что мне нужна помощь, и вручила рабочую корзинку. Когда я вернулась, иголка так и сновала у нее в руках.

Труднее всего оказалось найти работу для Скай. За стирку она не взялась бы даже под страхом смерти. Я попросила Сейба приставить сестру к уборке дома и сервировке чая вместе со мной и Минтой, но госпожа заявила, что с ее внешностью только гостей отпугивать. После этого Скай отправили на кухню, но она доводила Тетку до умопомешательства бесконечными рассказами о кроликах, которые могли перехитрить лисиц и медведей. В конце она обычно садилась на крыльцо и пела на языке галла одну и ту же песню, бесконечно повторяя ее: «Если не знаешь, куда идешь, должен знать, откуда пришел».

Однажды на исходе зимы в парадную дверь постучали и вошел адвокат мистер Хьюджер, от холода отбивая дробь ногами. Он вручил мне шляпу, а Сейб пошел за госпожой.