Обретение мудрости

— Он… он сказал, что ему около пятидесяти, милорд. Но я думаю, он был старше… у него был сильный ревматизм. — Она замолчала, продолжая смотреть в пол. — Он очень любил животных… Адепт Мотиподи называл его лучшим лошадиным доктором…

— Куили, я же хочу помочь! Я не хочу никого убивать, но мне нужны факты.

Она медленно выпрямилась и посмотрела на него покрасневшими глазами.

— Он был моим мужем.

— Нет!

Он даже не мог предположить, что у нее мог быть муж, живой или мертвый — она казалась столь непостижимо юной. Но почему она защищает его убийцу? Чтобы спасти любовника? Тогда почему другие женщины ей помогают? Почему мужчины не донесли об убийстве ближайшему воину?

— Как давно?

— Около года назад, милорд.

Уолли в ужасе застонал.

— Ты знаешь, что это значит? Один в неделю, Куили!

Это был совершенно варварский обычай, но именно этого требовали сутры. Конечно, реально подобная необходимость возникала редко — при одной мысли о подобной резне, каждый немедленно кинулся бы доносить об убийстве воина. Именно для этого и предназначалась угроза, чтобы предотвратить укрывательство. Но, чтобы угроза оставалась реальной, время от времени она должна была приводиться в исполнение.

Итак, Уолли Смит, который с такой неохотой стал воином Богини, снова должен был продемонстрировать свою кровожадность? На этот раз в больших количествах.

Убивать безоружных? Никогда! На это он был не способен.

— Кто это сделал? Видимо, кто-то из местных?

— Нет, милорд. Они пришли из Ова.

Он испытал облегчение… и вместе с тем удивление.

— Тогда почему же не… Ради всех богов, ученица, рассказывай!

Она снова плакала, не выдержав напряжения, не в состоянии предать пятьдесят жизней. Он встал, поднял ее за плечи и грубо усадил на стул. Потом он начал ходить по комнате, едва не касаясь головой стропил.

— Ну, говори! Начни с себя. Как ты с ним познакомилась?

О себе ей было рассказывать намного легче. Она была сиротой, которую приютил храм в Ове. Достигнув зрелости, она стала ученицей. Она ожидала дослужиться до Третьей, поскольку это было обычным делом, а затем должно было быть принято решение относительно ее дальнейшей судьбы — будет ли она продолжать обучение в храме, или получит где-нибудь работу, в каком-нибудь селении, где нужен жрец.

Когда Куили получила второй ранг, ее зачислили в храмовый хор. Вскоре однажды, после службы, в которой она принимала участие, ее наставница привела ее на встречу с какими-то высокопоставленными чинами. Там присутствовал воин Кандору, и леди Тонди тоже.

Воин Кандору просто сказал:

— Да, эта.

Тонди, или ее сын, недавно наняли отставного свободного меченосца в качестве стража владений. Они предоставили ему хижину — а теперь и жену. Хозяевам нужен был воин; рабочие и рабы были бы довольны наличием местной жрицы; предоставлять одну хижину было экономичнее, чем предоставлять две. Все вполне устраивало всех… кроме ученицы Куили. К вечеру ее передали наставнику в Поле и на законных основаниях поместили в чужую постель.

Интересно, подумал Уолли, как бы отнесся к этому рассказу Хонакура. Он изображал жреческий клан в весьма неприглядном свете. Как и воины, жрецы были подвержены коррупции… и, возможно, даже сам храм извлекал пользу из щедрости Тонди. Он подумал было, не заключается ли его миссия в том, чтобы разделаться с местным продажным духовенством, но подобная задача казалась чересчур тривиальной для того, чтобы оправдать столько чудес. Богиня хранила меч Чиоксина в течение семи столетий — наверняка Она бы не вернула его в смертный Мир по столь незначительному поводу.

— Что об этом подумала твоя наставница? — спросил он.

Куили шмыгнула носом.

— Думаю, ей это не понравилось… но она ничего не сказала.

— А твой нынешний наставник?

Впервые за все время она взорвалась.

— Он старый выживший из ума пьяница! Его давно пора менять.

— Почему они не нарисовали тебе полосу рабыни?

— Милорд!

— Они купили и продали тебя, Куили.

Она поколебалась, затем тихо сказала:

— Да, милорд.

По крайней мере, теперь с ней можно было разговаривать.

— Ладно, — сказал он. — Расскажи мне остальное — кто убил Кандору?

Уолли заметили, когда он подходил к хижине, и дверь распахнулась перед ним при его появлении. Он вошел и вытер капли дождя с глаз. Ннанджи стоял на ногах, и его лицо пылало от ярости. Нона была забыта, и из местных оставались лишь двое — две пожилых женщины, обе перепуганные. Телка дремала в углу, Джия и Катанджи в тревожном напряжении сидели на табуретах. Комната казалась больше и намного светлее, чем прежде.

— Лорд Шонсу, — взорвался Ннанджи, — я, Ннанджи…

— Заткнись!

— Но тут произошло убийство. И укрывательство преступника!

— Я знаю! Но ты не можешь выдвигать обвинений против меня. Мы с тобой поклялись быть братьями. Меня нельзя назвать беспристрастным — но как я могу выступить против тебя?