В кабинете он снова сгреб все листки. «Программа клинических испытаний гипертермической установки». Звучит… Вооружился красным, остро отточенным карандашом, поправил очки. Жора и Алик Восковцев сидели у стола, вытянув шеи, и всякий раз, когда Вересов ставил птичку или загогулинку, нервно ерзали и переглядывались. Просили они много, но самое необходимое, и теперь дрожали, как бы директор чего не вычеркнул. Одних только предварительных анализов нужно было сделать около полутора десятков: чуть не все лаборатории привлечь. И надолго, на полный рабочий день. Сеанс гипертермии продлится пять-шесть часов, а основные анализы придется повторять через каждые тридцать минут. Непрерывный контроль за состоянием организма, иначе нельзя. Плюс анестезиологи, реаниматоры, сестры — те, кто непосредственно поведет сеанс. Тоже народу набирается порядком. А вдруг все перекроит… не единой гипертермией жив институт, каждый человек на счету. Наверно, перекроит, очень уж глубоко задумался.
А он думал не о лабораториях, не о врачах, не о времени. О тех, кто решил проверить на себе режимы и параметры, прежде чем поместить в ванну больного. О Жоре, об Алике, о других ребятах, перечисленных в списке. Все тот же проклятый вопрос: на собаках отработано, а как будет с человеком? Разные биологические виды. Правда, есть опыт Арденне, ниточка есть, но режимы другие, система охлаждения мозга другая. Ты можешь с полной уверенностью сказать, что ни с кем из твоих экспериментаторов ничего не случится? Нет, не могу. Это только звучит смешно: пять часов пролежать под душем, подумаешь — эксперимент на себе… А на самом деле — эксперимент. Такой же, какие ставили на себе Гамалея, Хавкин, Уайт, Аргамонте… Потому что полностью предвидеть его последствия невозможно. А у меня есть инкурабельные больные. Уверен на сто процентов: скажи я, что гипертермия может им помочь, хотя пока это связано с некоторым риском, любой рискнул бы, не задумываясь. Но я этого никогда не скажу. И ребята не скажут. Им куда легче рискнуть собой, и они имеют на это право. Право на эксперимент.
Вересов вычеркнул из списка фамилию Басова, написал: «Утверждаю».
Подписал. Поставил число.
— Яков Ефимович обидится, — осторожно сказал Заикин. — Вы ведь знаете: он столько сделал…
— Переживет, — перебил Николай Александрович. — У него атеросклероз начинается, оторвется при нагревании бляшка, занесет током крови в мозг, что тогда скажете? Да и в отделе работы хватает. Только молодых. Рисковать нужно по-умному, по-глупому рисковать нечего. Когда первый сеанс?
— Завтра. Нужно предупредить службы…
— С наркозом? Без?
— Сначала попробуем без наркоза. Но аппарат на всякий случай приготовим.
— Ну, давайте. Если время выкрою, зайду.
Заикин и Восковцев забрали свои бумаги и ушли. В коридоре их остановила Таня.
— Подписал?
Заикин кивнул. Вот человек, который заинтересован в эксперименте больше всех. От его результатов зависит, станет ли Виктор инвалидом или нет. Руку ему может спасти только гипертермия. А возможно, и жизнь, все там пока тускло. Таня знает это. Она вообще слишком много узнала с тех пор, как пришла в институт. Не зря у нее так вытянулось лицо, и сама она, вроде, вытянулась. Здесь взрослеют быстро. Как на фронте: год за два. Или за три — надо спросить как-нибудь у Николая Александровича, как считали на фронте. Во всяком случае, теперь она знает о гипертермии не меньше меня. Когда-то мы с нею говорили о Нероне и гладиаторах, о Великой Французской революции и скрипках Страдивариуса, сейчас — о гипертермии, электронном и рентгеновском излучениях, радиоизотопной диагностике и других веселеньких вещах. У кого что болит, тот о том и говорит, — любимая пословица «Круглого нуля».
— Жора, это очень опасно?
— Что ты! — усмехнулся он. — Отличный способ профилонить полный рабочий день и знать, что тебе за это начислили зарплату.
— Я завтра во вторую. Можно, я к вам приду?
— Приходи. Захвати веселую книгу, почитаешь, пока я буду мокнуть.
— Ты говорил о пяти-шести сеансах. Если тебе понадобятся подопытные…
— И не думай и не мысли, бо не выйдет ничаво, — как говорит один мой знакомый электрик. У нас от профессионалов отбоя нет, а ты пока любительница. Не волнуйся, Танечка, все будет тип-топ. Приходи завтра, и ты увидишь, что лаврами Мечникова, Уайта и Кэррола нас не увенчают.
Осторожно тронул ее за локоть, прихрамывая, поспешил за Аликом Восковцевым, который нетерпеливо дожидался его в конце коридора.