Обретение надежды

О нем заговорили. В институт пришли горькие и гневные письма; читая их, Вересов чуть не получил инфаркт. Звонили из газет, из министерства, позвонил Азема из райкома партии: как вы додумались до такой жестокой подлости, разве вы не знали, что кое-кто уже умер, каково было родственникам читать ваши письма: «Уважаемый Иван Иванович, сообщите, пожалуйста, в институт, как ваше самочувствие…» Только отъезд Вересова на совещание в Москву задержал увольнение Ярошевича, но ничего хорошего от этой отсрочки он уже не ждал.

4

В трудной и хлопотной жизни у Павла Петровича неожиданно обнаружилась отдушина — Рита Горбачева. Курортная интрижка, затеянная скуки ради, как-то незаметно стала его единственной радостью.

Ярошевич гордился умением подчинять себе женщин. Все, с кем его хоть однажды сводила судьба, служили ему истово и верно, как медсестра Глаша, которая, не задумываясь, пошла на служебный подлог, чтобы выручить его, хотя самой это грозило немалыми неприятностями; служили, ни на что не рассчитывая, ничего не требуя взамен, довольствуясь тем немногим, что он им давал. Рита не составляла исключения. Когда после недолгих ухаживаний она пришла к нему, Павел Петрович понял, что теперь может из нее веревки вить, все равно Рита будет глядеть на него с немым обожанием затуманенными от страсти глазами.

Рита была такой же, как все, и все-таки не такой. В ней не было дремучей безвкусицы Элен, непробиваемой глупости Глаши, пошлости, жадности, истеричности других его приятельниц. С ними можно было спать, но гордиться этим не приходилось. Рита — совсем другое дело. Одурманенная любовью, словно ребенок новой, никогда не виданной игрушкой, и — красивая, элегантная, умная… Приятно поговорить, потанцевать в ресторане, погулять по набережной в пестрой людской толчее, ловя завистливые взгляды молодых пижонов и почтенных отцов семейств.

Это было восхитительное время. Красивая, влюбленная женщина, море, вино, шашлыки по-карски и блаженное ничегонеделанье — о такой жизни он мечтал всю свою жизнь. К концу отпуска Павел Петрович уже твердо решил: женюсь.

— Пойдешь за меня? — спросил он, нисколько не сомневаясь в ответе. — Бросишь своего шикарного полковника ради обычного врача?

У Риты потемнели глаза и вспыхнули щеки.

— Хоть на край света. Зачем ты спрашиваешь? Я ради тебя отца с матерью бросила бы, не только его, ты же знаешь.

Ярошевич самодовольно усмехнулся и ласково потрепал Риту по щеке. Она схватила его руку и прижала к губам.

— Если хочешь, я просто не вернусь к нему, — прошептала она. — Просто не вернусь, и все.

— Почему же, — сказал Павел Петрович. — Все надо делать солидно, мы ведь не дети. Впрочем, это детали, мы еще сто раз успеем их обсудить.

В аэропорту Риту ждала Ниночка Минаева. Сказала, что Горбачев уже около месяца лежит у них в Сосновском институте, не писал, чтобы не срывать ей отпуск, попросил встретить. Ничего страшного нет, сейчас ведутся исследования, надо полагать, скоро выпишут.

Ниночка подала ей букетик подвядших полевых цветов и ободряюще улыбнулась:

— Вот, это он насобирал. Давай заедем домой, немножко отдохнешь, а потом я отвезу тебя в институт. Григорий Константинович, бедняга, уже глаза выглядел.

— Хорошо, — ответила Рита, чувствуя странную слабость в ногах, и оглянулась: где Ярошевич? — но того и след простыл. Еще в первый день знакомства, узнав, что он работает в Сосновке, Рита сказала, что там, в аспирантуре, ее школьная подруга, Минаева. Павел Петрович не только хорошо знал Ниночку, но даже пробовал, правда, без успеха, за нею поухаживать. Они поговорили о ней, потом нашли еще общих знакомых: Заикина, Сухорукова, Агеевых; Рита поняла, что Павел не хочет, чтобы Минаева раньше времени рассказала о них всему институту, потому и исчез, не попрощавшись, и не обиделась на него. Взяла Нину под руку и повела к павильону, где выдавали багаж. У выхода стояла урна. Рита выкинула букетик и вытерла руки носовым платком. Нина с недоумением посмотрела на нее, но промолчала. Ярошевич позвонил вечером, выслушал рассказ о болезни Горбачева, через полчаса приехал.

— Конечно, сейчас нельзя говорить о разводе, — согласился он. — Это было бы слишком жестоко с твоей стороны. Да и зачем?.. Обождем, пока он выпишется, нам ведь не к спеху.

Вернувшись на работу, Павел Петрович тщательно изучил историю болезни Горбачева. Он был в операционной, когда Сухоруков обронил: «Всё. Зашивайте!» — и быстрее Ниночки понял, что это означает. Теперь надо было ждать, только ждать, и ничего больше.

Павел Петрович чувствовал, что Горбачев инстинктивно недолюбливает его, и старался не заходить к нему в палату. Тщательно избегал встречаться в институте с Ритой, приезжал по вечерам. Приезжал, как к себе домой.

А в сущности, это уже и был его дом.

Глава девятая

1