Обретение Родины

— Взгляните, господин полковник, как прекрасны и поистине поэтичны эти дачки по обеим сторонам дороги! Сплошь в снежной завесе, будто прикрыты тяжелым, ослепительно белым покрывалом! — Кери со злостью рявкнул в ответ:

— Ну и лопай их на здоровье! Можешь делать с ними все, что тебе угодно, только оставь меня с твоими глупостями в покое!

В лагере для военнопленных о предстоящем приезде двух венгерских офицеров уже знали. Ворота перед их машиной распахнулись без всякой предварительной проверки документов.

Автомобиль свернул на тщательно подметенную дорогу, проложенную посреди огромного, занесенного снегом сада. Сад сверкал во всей своей зимней красе. Ветви могучих лип и дубов гнулись под тяжестью ослепительно белого снега. Зеленая хвоя елей казалась еще ярче и улыбчивей, чем она бывает в солнечный летний день. Мириады качающихся на еловых ветках снежинок казались искусно отшлифованными алмазами, то безукоризненно белыми, то с лиловатым и розовым оттенком. Под деревьями торчало несколько снежных баб. На голове одной из них красовалась немецкая каска с глубокой вмятиной.

В саду ни души, но Кери заметил все же одного часового. Одетый в длинный, до земли, тулуп, из-под которого виднелись только носки валенок, и в высокую черную папаху, он походил скорее на какого-то героя русской сказки, чем на простого смертного.

Давыденко остался в здании лагерной комендатуры. До порога комнаты генерала Шторма посетителей проводил заместитель начальника лагеря капитан Кирьянов. После чего он откозырял и оставил обоих венгров одних.

Кери постучал.

— Войдите!

Офицеры застали графа Шторма в обществе какого-то рядового гонведа.

— Можете идти, Раган! — приказал Шторм денщику, как только посетители строго по форме представились хозяину.

— Садитесь, господа. Не могу угостить вас ничем особенным. Разве вот сигареты…

Граф лежал в постели одетый. До пояса его прикрывало серое солдатское одеяло. На нем был новенький мундир. Гладко выбритое лицо казалось несколько надутым, губы были бледны, глаза мутны. На полу, рядом с кроватью, валялись скомканные русские газеты.

Представившись генерал-лейтенанту, Кери сразу перешел на легкий, свободный тон светской беседы. Он рассказал, при каких обстоятельствах видел в последний раз леди Белл и что просила передать графу графиня Залаи. Сообщив все это и присовокупив пару теплых слов в адрес Хорти, Кери немедля приступил к непосредственной цели своего посещения — к вопросу о проектируемом формировании венгерского правительства. И снова переменил при этом тон, заговорив, как свойственно офицерам контрразведки, одновременно и доверительно, и вкрадчиво, на языке, изобилующем туманными намеками и недоговоренными фразами. Вскоре, однако, полковник оставил и эту манеру изъясняться. Теперь в его речи проступили приемы старомодного парламентского оратора: повысив голос, с некоторой торжественностью сообщил он генерал-лейтенанту, что венгерская нация и все искренние друзья мадьяр желали бы видеть его, графа Шторма, на посту премьер-министра нового венгерского правительства. Упоминая о венгерских друзьях, Кери ловко ввернул имя майора Кенникота.

Граф со скучающим видом слушал слегка затянувшуюся речь полковника.

Кери был весьма доволен собой: высказал все, что хотел, намекнул на все, что следовало, и в то же время не произнес ни одного лишнего слова.

Едва он умолк, Шторм открыл глаза, внимательно с ног до головы оглядел полковника, притом с таким любопытством, будто в первый раз его сейчас видел, и повернулся к Бори.

— Откуда я вас знаю, майор? — спросил он.

— По личной канцелярии его высочества господина правителя, ваше превосходительство.

— Совершенно верно, — подтвердил граф, — теперь припоминаю. Вы тот самый человек, который по сходной цене продает биржевым спекулянтам любые государственные тайны. Не возражайте, лично я ни в какой мере не противник подобного рода сделок. Да и вообще… Если бы вы продавали государственные тайны одному или двум банкирам, это еще можно было бы назвать обманом, так как в конечном счете только они являлись бы обладателями секретных сведений и имели бы на своей стороне все преимущества. В таком случае биржевая игра велась бы некорректно. Но поскольку вы эти сведения продавали всем спекулянтам, в более выгодном положении никто из них не оказывался. Ха-ха-ха…

Граф закатился таким неудержимым смехом, что раскашлялся. Потом вытер рот носовым платком и больше не обращал на Бори никакого внимания.

Он снова обернулся к Кери:

— Вот думаю жениться!

— Помилуйте, ваше превосходительство!.. — пробормотал полковник.

— Знаю, что ты хочешь сказать, Кери. Собираешься напомнить, что у меня есть жена, леди Белл. Угадал, не правда ли?.. Ну вот видишь! Иметь вторую жену дозволяет исключительно лишь магометанская религия, а потому я перехожу в магометанство. Впрочем, раз уж я стану магометанином, надо завести себе не две жены, а больше. Округлю их число до семи! Во-первых, леди Белл, и, кроме нее, еще шесть новых. Итого, значит, семь. Что ты на это скажешь, Кери? Хороша у меня фантазия? Почему ты молчишь?