Обретение Родины

Министр культов и финансов — граф Геза Телеки, профессор.

Министр внутренних дел — штабс-полковник Кальман Кери.

Министр земледелия и торговли — майор Денеш Бори.

При составлении списка Бори предложил сделать уступку «демократическим вкусам» русских и снять аристократический титул графа перед именем Гезы Телеки.

— Чепуха, Бори! — вспылил Фараго. — Будешь много болтать — отнимем у тебя министерский портфель!

Новые изменения состава венгерского правительства в адресованном Советскому правительству меморандуме Сентивани обосновал тем, что, как стало известно, Шторм не венгр по происхождению. Он не венгерский аристократ, а немецкий имперский граф.

* * *

Когда МВК действительно выдвигал кандидатуру Белы Миклоша на пост премьер-министра, сообщить об этом ему самому Фараго не счел нужным. Зато теперь он хотел сразу же после ужина направить к Миклошу Бори с поручением информировать генерала, что на заседании МВК якобы возник вопрос о выдвижении его кандидатуры на пост премьера. Но после долгой дискуссии было решено от этого отказаться.

В спорах о личности Миклоша, конечно, никто не вспомнил о том человеке, с кем сейчас так много общался генерал, — о старшем лейтенанте Олднере. О нем членам МВК было известно только то, что это тихий, весьма симпатичный, с хорошими манерами молодой советский офицер, который — конечно, имея на это соответственный приказ — всюду сопровождает Миклоша и, несмотря на большую разницу в чинах и возрасте, беседует с ним с такой непосредственностью, как будто они товарищи детства.

Но члены Венгерского комитета даже и не подозревали, что совсем незаметно двадцатилетний старший лейтенант Олднер превратился в наставника пятидесятичетырехлетнего генерал-полковника. По-видимому, и сам Олднер не смог бы сказать, где и когда началось перевоспитание Миклоша. Несомненно одно: это стало приносить известные плоды. Старший лейтенант Олднер оказался отличным домашним учителем, хотя Миклош отнюдь не был прилежным или способным учеником.

Как-то за ужином, через два-три дня после приезда в Москву, Миклош пожаловался на бессонницу, на то, что ему долго приходится ворочаться в постели, прежде чем удается уснуть. Олднер посоветовал генералу брать на ночь книгу и немного почитать перед сном. Миклош принял его совет без особого энтузиазма, но предложенную книгу, которую Олднер извлек из своего вещевого мешка, все-таки взял. Это была единственная книга, пронесенная с собой молодым старшим лейтенантом через все превратности войны: полное собрание стихов Шандора Петефи.

— Петефи? — поморщившись, переспросил Миклош. — Читал я его когда-то школяром. Знаю, что он писал стихи, но, какие именно, давно позабыл. Господин правитель очень не любит Петефи и не раз, помнится, говорил мне о том, какой позор для Будапешта ставить подобному человеку памятник.

На следующее утро Бела Миклош приветствовал старшего лейтенанта Олднера такими словами:

— А ваш Петефи пишет не так уж плохо.

В тот же день генерал-полковник впервые изъявил желание посетить Московский зоопарк. На прогулке он снова заговорил о Петефи. Стихи произвели на него более сильное впечатление, чем он смел себе в том признаться. Миклош спросил у Олднера, как он думает, что делал бы сейчас Петефи, будь он жив.

— Он стал бы коммунистом, — не колеблясь ответил Олднер. — Писал бы о социализме и, пожалуй, больше всего о разделе земли.

— Раздел земли, раздел земли! — недовольно проворчал Миклош. — Всюду только о нем и слышу. Скажите, Олднер, какой смысл так много говорить о разделе земли? Не думаете ли вы, что ее от этого прибавится?

Старший лейтенант не дал прямого ответа на вопрос генерала, а просто привел статистические данные о распределении земельной собственности в Венгрии.

— Положение, конечно, не совсем справедливое, — согласился Бела Миклош. — Но мы же для того и начали эту войну, чтобы добыть для мадьяр новые земли.

— Так не проще ли, ваше высокопревосходительство, не легче ли и безопаснее, а главное, справедливее искать для венгерского крестьянина земли не на Украине, где в лучшем случае ее можно добыть, разве что на насыпь для могильного холма, а разделить поместья Эстергази, Габсбургов, Паллавичини, Венкхеймов и Карои? Не украинская земля нужна венгерскому крестьянину! Если даже допустить, что Хорти сумел бы выиграть войну, земли от этого у венгерского крестьянина все равно бы не прибавилось и судьба его не облегчилась.

— Вместо войны куда безопаснее было бы жить в мире. Тут вы, старший лейтенант, безусловно, правы… Но должны же вы признать, что, отняв землю у Эстергази, вы, таким образом, и их превратите в безземельных… В чем же тогда польза от раздела?