Обретение счастья

Она снова и снова оживляла в памяти какие-то яркие фрагменты своего не слишком долгого романа с Алексеем. Тогда было совсем другое чувство. Захаров не был «чужим». Он как бы становился тоже «ею», и Ольга смотрела на него и думала: «Это — тоже я». Ревновала ли она его когда-нибудь раньше? Да, однажды.

Там же, на «Нахимове».

В последний день круиза, когда пароход, на всех парах наискосок пересекая море, шел из Батуми в Одессу, на борту был объявлен конкурс бальных танцев.

— Ну что, подружка, поучаствуем? — оживленно спросила Ольгу Татьяна, прочитав объявление.

— Нет, я не настолько уверена в своих силах, чтобы участвовать в конкурсе…

Ольга, конечно, умела танцевать, но она никогда не занималась танцами серьезно. Много раз собиралась посещать школу-студию, но всегда что-нибудь мешало: то экзамены, то курсовые.

В таких случаях, как нынешний, девушка испытывала жесточайший комплекс неполноценности.

— Тогда, если ты не против, я позаимствую у тебя на вечерок Алексея. Мне нужен партнер, а Мишка в танцах абсолютно оправдывает свое имя.

Сказано это было спокойно и непринужденно, казалось, безо всякой задней мысли, но у Ольги почему-то горький ком застрял в горле.

— Да, конечно… А что, Захаров хорошо танцует?

— О, да! Его мама научила. Она когда-то танцевала в кордебалете Кировского театра. Очень хотела, бедная, чтобы и сын стал танцовщиком. Но он, когда отца арестовали, занялся вольной борьбой. Мальчишке хотелось вызволить отца и отомстить его врагам.

— Как?! Его отец сидел? Он что же, преступник?

— А разве Алексей тебе не рассказывал о родителях?

— Нет.

— Ну, так расскажет, — было заметно, что Таня сожалеет о сказанном.

— Так что же совершил его отец? — не унималась Оля.

— Да ничего. Написал какую-то книгу. Рукопись исчезла вместе с ним, — Таня прояснила ситуацию и, почти шепотом, добавила: — Он был правозащитником. Несколько лет тому назад семье сообщили, что он скончался от туберкулеза в Пермском лагере… Слыхала про такой?

— Нет…

— Ну и слава Богу. А Лешку с подобной родословной не взяли бы ни в один вуз, кроме нашего «вольнолюбивого» литинститута. Да и то руководителю семинара пришлось его отстаивать перед приемной комиссией. Лешка очень талантливый. Дьявольски.

— Я догадываюсь.

— Он читал тебе стихи?

— Только чужие.

— Стесняется…

Поздним вечером, ясным и звездным, как и все вечера этого удивительного путешествия, на верхней палубе снова играла музыка, и отдыхающие надели свои самые лучшие наряды.

Оля тщательно выгладила по такому случаю припасенное для последнего ужина на борту открытое платье из белого шитья, которое удивительно нежно должно было оттенить ее плечи и руки, покрытые ровным, бронзовым загаром.

Когда она вернулась из гладилки, Таня была еще не одета. Она сидела перед зеркалом в одних трусиках и тщательно расчесывала свои чуть выгоревшие на южном солнце шикарные рыжие волосы.

Мягкие пряди скользили по плечам, падали на спину, гладили небольшие упругие груди и свивались на коленях подобием маленьких змеек.

Ольга невольно залюбовалась подругой.

— Если бы я все-таки стала скульптором, то с тебя бы ваяла царицу Клеопатру.

— Что ты! Больше, чем на рабыню Клеопатры, я не тяну… А знаешь, я бы согласилась позировать, если бы ты лепила аспида, который ужалил царицу.

Обе девушки рассмеялись.

Загар у Татьяны был не такой темный, как у Ольги, но она принимала солнечные ванны в полузакрытом купальнике, и на спине не было светлой полосочки, какую оставляет застежка бикини. Кожа — от плеч до границы трусиков — имела красивый медноватый оттенок.

Ольга тем временем надела платье и принялась укладывать волосы. Ей хотелось выглядеть как-то особенно.

— Ах, какая красотка. Ну, прямо, невеста, — пошутила Таня.

Краска ударила в лицо Ольги, но загар смягчил этот «удар».

— А что наденешь ты? — спросила она.

— Ты не забыла, что я собираюсь танцевать?

Как же она могла забыть, что Таня собирается танцевать с Алексеем!

А подруга уже надевала шелковое чудо изумрудного цвета. Тонкие бретельки, открытая спина, высокий разрез, открывавший длинные ноги.

Ольга едва не ахнула, ощутив себя Золушкой, стоящей перед феей.

— Ну, как? Ничего? — Таня совершила несколько вальсовых движений.

— Восхитительно!

Шелк переливался, серебрился матовым блеском.

— Похожа я на зеленого аспида?

— Нет, ты похожа на ограненный изумруд.

— Тоже неплохо. Наши мальчики сегодня будут в ударе, увидев таких красавиц.

Ольга вздрогнула. «Он будет танцевать с Таней! Держать ее в объятиях, гладить в танце эту открытую спину… Он будет чувствовать ее тело, прикрытое только тонкой материей…»

— Что с тобой?

— Что?

— Ты глаза закрыла. Голова болит? У меня есть анальгин.

— Да? Спасибо. Мне очень пригодится, — впервые Ольга чувствовала к Татьяне острую антипатию, и понимала, что так, наверное, бывает и в природе, когда ослепленные ревностью благородные животные готовы растерзать друг друга.

Она проглотила таблетку, запила ее минеральной водой из заботливо протянутого Таней стакана.

— Пойдем?

— Да, конечно.

Коридор, лестница, еще коридор, еще лестница…