Обретение счастья

Юрий Михайлович смотрел на Ольгу немигающим взглядом. Но она оставалась спокойна, потому что муж, в сущности, был прав. Да, она отреагировала на «молодого мужика» в пять минут. Да, она была холодной эгоисткой и вышла за академика замуж, скорее всего, потому что ей надоело одиночество и бездомность, потому что некий Виктор именно тогда вырвал клок из души, потому что она, как казалось, навсегда позабыла свою первую и единственную любовь.

— Да, я — эгоистка, — спокойно и обыденно призналась Ольга. — Тебе легче?

Муж посмотрел на нее с недоумением и ушел в спальню. По дороге он несколько раз икнул, но потом все затихло.

Глава 15

Дождь кончился, но небо оставалось затянутым тучами.

Ольга сидела на кухне и курила сигарету за сигаретой. Дымила открыто, словно умышленно заполняла дымом ограниченное пространство квартиры.

Свою жизнь она представляла теперь как цепь больших и малых ошибок, в которых винила только себя. Когда под сердце подкатывалась очередная душная волна отвращения и смертной тоски. Ольга глотала кофе и делала новую глубокую затяжку.

Жизненная битва была проиграна окончательно и бесповоротно.

«Ничего нельзя исправить, ничего», — постукивало в висках.

Снова наплывала головная боль, сверлила сознание все глубже и глубже. Веки горели, тяжесть сползала с головы на грудь и, как ватой, окутывала безысходную тоску существования. Предсонная истома пеленала руки и ноги. Недокуренная сигарета обращалась в пепел на кофейном блюдце. Гуща в чашке быстро высыхала, становясь непригодной даже для гадания.

Ни печали, ни сожаления, ни любви, казалось, не осталось в душе — только глухая тоска.

Ольга уронила голову на листы монографии. Ей хотелось забыться вечным сном и никогда больше не возвращаться в этот мир, где она умеет делать только ошибки.

Во сне она почему-то собиралась выйти из дома, долго искала зонтик, а потом нашла целое множество разноцветных зонтиков. И все они раскрылись прямо в квартире, у которой вдруг исчез потолок, впустив в комнату звезды и капли дождя. Ольга по-ахматовски запуталась в перчатках: на левую руку надела перчатку с правой, а на правую — с левой, и в сопровождении зонтиков невесть как оказалась на улице.

В дождь уходила знакомая плечистая фигура в темном плаще, а небо вдруг превратилось в маленькое окошко совмещенного санузла. И в нем появилось лицо Карла Карлыча. Отчим смеялся, обнажая полукруглое лезвие белых зубов. Но потом странным образом оказалось, что это совсем не Карл Карлыч, а Юрий Михайлович. Одно лицо преобразовалось в другое, и академик со всей ученой ясностью заявил: «Ты мне изменяешь, холодная эгоистка. Как я в тебе ошибался!»

Но это химерическое лицо в окошке неожиданно приобрело рыбьи черты и вот уже в аквариуме плавал огромный карп.

«Эта рыба неживая», — прошептала какая-то девочка. Ольга узнала в ней маленькую Машу. Девочку держала за руку Анна Николаевна. Она хранила молчание, но выражение ее лица не оставляло сомнений в том, что она находилась в глубокой печали.

Девочка дернула маму за руку и попыталась куда-то тащить за собой.

— Ольга Васильевна, что с вами? — голос девочки фантастическим образом взрослел. — Вы бредите?

Ольга пришла в себя и подняла голову. Маша в халате поверх ночной сорочки, в тапках на босу ногу, с распущенными волосами стояла над ней.

Черные кудри и отраженный свет настольной лампы в огромных черных зрачках придавали Маше поразительное сходство с гоголевской Панночкой.

— Ольга Васильевна, вы что-то невнятно говорили, а потом вскрикнули. Я испугалась.

— Да, Машенька, да… — невпопад ответила мачеха.

— Вам плохо? — в Машином голосе слышалось искреннее волнение.

— Мне? Да, пожалуй.

— Можно, я посижу с вами? — неожиданно попросила Маша.

Механическая кукушка прокричала один раз и, словно спохватившись, испугавшись чужого молчания, скрылась в домике.

— Да, безусловно, — наконец ответила Ольга. — Приготовить кофе?

— Если позволите, я сама сварю.

Маша проворно вскочила, ловко всыпала две ложечки ароматного кофе в кофеварку.

— Вам со специями, Ольга Васильевна?

Ольга вздрогнула:

— Откуда ты знаешь, что я люблю со специями?

— Вы же сами мне как-то говорили. И даже учили, как такой кофе готовить.

— Ну да, — Ольга сделала вид, что вспомнила.

Душистая, пахнущая тропиками и иной, экзотической, жизнью, пенка поднялась над металлическим краем кофеварки, а потом медленно опустилась. Казалось, напиток дышал.

Маша накрыла кофеварку блюдцем — пусть настоится кофе — и присела к столу.

— Вы ведь не любите папу, — неожиданно произнесла она то ли с утвердительной, то ли с вопросительной интонацией.

— Ты задаешь мне вопрос? — попыталась уточнить Ольга.

— Нет. Я не вправе задавать вам подобные вопросы, — помолчав, она добавила: — Раньше вы были знакомы с Захаровым. Правда?

— Это он тебе сказал? — косвенно подтвердила Ольга догадку падчерицы.

— Я сама догадалась. После того «семейного» обеда его словно подменили. Он потерял ко мне всякий интерес.

— Скажи, Маша, почему ты решила представить его нам в качестве своего жениха?

— Вы и это знаете?!

— Догадываюсь.